ружье 28-го калибра и все необходимое для подготовки патронов. Дробь делали сами. Из листового свинца нарезали прутки, затем протягивали их через ряд отверстий волочильной доски, пока не получали свинцовую проволоку нужного диаметра, которую ножницами резали на кусочки. Затем высыпали эти кусочки на большую чугунную сковородку со стенками, а сверху клали тяжелый чугунный блин с ручкой сбоку, и начиналась изнурительная работа – этот блин вращали до тех пор, пока кусочки свинца не превращались в круглую дробь. Действительно, охота пуще неволи! Теперь можно снаряжать патроны. Гильзу помещали в специальную трубку с рычагом (так называемый барклай), клали в гнездо гильзы пистон и вдавливали его рычажком барклая. Затем насыпали мерную дозу пороха, забивали пыж, засыпали дробь нужного размера, последний пыж и дело сделано. Этот процесс безусловно полезен, так как вырабатывает терпение, аккуратность и чувство ответственности, ведь иметь дело с порохом чревато большими неприятностями.
Есть такое выражение: движение – всё, конечная цель – ничто. Это очень подходит к охоте. Сборы длительные и хлопотные, охота отнимает массу сил и времени, а результат? Иногда в выходные дни или в каникулы с утра до поздней ночи ходишь по полям и лесам и… ничего, но перед знакомыми оправдываешься тем, что без собаки разве возьмешь?! Короче говоря, ни одного зайца я так и не убил, хотя стрелял. Затем папа купил мне двустволку 16-го калибра, я в ней души не чаял. Куролесил, в основном, за Волгой на велосипеде, который был так нагружен, что удержать равновесие и разогнать его было не так просто. Ведь надо было везти с собой продукты на три дня, котелок, дождевик, какую-то подстилку, комарник, топорик, патроны. И так от озера к озеру. К вечеру так намаешься, что иногда чай вскипятить нет сил, свалишься под стогом и уснешь голодный.
Охотился я один или с Костей и Дориком. Последний был, несмотря на молодость, опытным охотником. Однажды мы решили перехитрить всех на день раньше официального открытия охоты. Под покровом ночи погрузили в яхту велосипеды, ружья, собак (на пароме было нельзя – дежурила милиция) и поплыли. Ветер был едва-едва, а потом и вовсе стих, и нас понесло течением вниз. Мы пытались грести, но яхта была тяжелая, не приспособленная для этого, поэтому толку было мало. Вдруг послышался шум мотора, мы стали кричать и судорожно жечь спички, ожидая катастрофы. И вот в нескольких метрах от нас, обдав яхту волной, прошел морской сторожевой катер. Долго после этого у нас тряслись руки и колени, мы дешево отделались.
Как-то под вечер в Заволжских лугах мы с Дориком набрели на костер, на котором готовил уху старый охотник. Разговорились, оказалось, что это старый знакомый моего отца – Краснопольский. Пенсионер, больной туберкулезом, он понимал, что жить оставалось немного, и проводил все лето до глубокой осени за Волгой, изредка выезжая в город пополнить запасы. Он угостил нас ухой и налил по сто граммов водки и мы, желая показать свое «я», лихо выпили. Надо сказать, что до этого я пил только пиво, и то изредка. Минут через десять я почувствовал
