но и загундишь, завоешь или запоёшь… загробным голосом.
На этой волне в салоне кавардак случился. Столпотворение вавилонское началось хаотичное. Кто куда… Кто на кого… Кто с кем… Кто зачем…
Бедолаги не удержались на своих местах от резкого торможения: сидевшие ещё крепче вжались в спинки сидений, упираясь ногами во всё, во что было возможно; полулежавшие люди приняли ещё более неудобное наклонное, почти горизонтальное положение между сиденьями и на их торчащих спинках; а те, которые стоймя стояли в проходе, руками крепко-накрепко державшись за верхний поручень или просто за воздух, повалились, как костяшки домино, друг на друга и на бесчисленные чемоданы, рюкзаки, сумки, коробки, пакеты, мешки, узлы и котомки.
Бедняги инстинктивно стали громко икать, охать, ухать, ахать и верещать.
Опасная икота напала на Федота… с Федота на Якова, с Якова на всякого…
Кто-то выть протяжно пытался, а кто-то плакал навзрыд, утирая набежавшие слюни и размазывая по щекам жёлто-зелёные сопли. Некоторые в ступоре были.
Но в основном люди орали благим матом. Нехорошие и непристойные слова по-русски, по-английски, по-французски, по-немецки, по-белорусски и по-украински, по-якутски и по-бурятски, по-мордовски и по-марийски, по-чувашски и по-удмуртски, по-еврейски и по-арабски, по-казахски, по-узбекски, по-туркменски… и на других языках народов мира заполнили внутреннее пространство автобусного салона буквально от пола и до потолка, от кабины и до задней площадки, от левой стенки и до правой.
Всё смешалось и перемесилось. Брань и сквернословие изо всей силы могучей звуковой волной ударили по ветровому стеклу автобуса, пытаясь вырваться наружу.
Закалённое стекло прогнулось чуток, но выдержало мощный звуковой напор.
Стекло выдержало и самортизировало. Оно отразило могучий звуковой натиск.
Испуганно-ругательная, неприлично-иносказательная и бранно-нецензурная смесь из русских и иностранных слов глухим тяжело кашляющим и клокочущим отражением понеслась в обратном направлении в глубь салона, многократно завихряясь… и этими завихрёнными клубами виляя из стороны в сторону. Ого! Броуновское движение!
От переполненной людьми задней пассажирской площадки поток словесной ругани и брани вернулся до водительского места и снова отразился от ветрового стекла, но уже с гораздо увеличенной кинетической энергией: с удвоенной силой, утроенной звучностью, учетверённой звонкостью и упятерённой громкостью.
И вновь нарастающим эхом звук из грубых слов, предлогов и междометий понёсся по салону в другую уже сторону. А потом в обратную. Звук – штука такая… интересная… Носится он по белу свету тудэма-сюдэма… извещая о чём-либо значащем…
И в который уже раз звук этот с разными неприличными словами полетел из одной стороны в противоположную и обратно, то временами чуток затихая, то вновь сильнее и сильнее разгораясь, бесконечно множась и крошась на молекулы и атомы.
Люди орали непристойности всё громче и громче. Ох, как бы
