догадка пронзила меня словно молния!
Ведь по-немецки платан – это она, die Platane!
Невероятно… «А что, если…?»
Что, если мы просто неправильно называем некоторые растения? И поэтому не можем их услышать в ответ, отметая от себя свои естественные телесные ощущения просто потому, что им нет места в нашей системе языка? А значит, им нет места и в нашей голове, в нашем образе мыслей. Ведь то, как мы говорим, то, как устроен наш язык, напрямую влияет на наше мышление. А наша система языка нещадно менялась в течение столетий в зависимости от того, в каком направлении мы развивались. А соответственно менялся и наш образ мыслей…
Эта догадка имела настолько далеко идущие последствия, что я испугалась такого лихого полета своей собственной мысли, словно неожиданно выпущенной на волю и высоко и свободно парящей птицы. Недолго думая, я поймала птицу за хвост, снова усадила в привычную для нее клетку и решила пока прикрыть эту дверцу. Всему свое время. Надо будет хорошенько об этом подумать и разобраться, в чем дело.
Уж что-что, а решать языковые головоломки я обожала. Это было одним из моих любимых занятий. Уже в школе я чувствовала, насколько тесно мне было находиться в рамках лишь одного языка, на котором говорили все окружающие меня люди. Мне как будто бы чего-то не хватало. Моя картина мира, как и всех окружающих меня детей и взрослых, казалась мне ничтожно маленькой и несовершенной, словно плоский разворот в школьном атласе, тщетно старавшийся изобразить из себя карту круглой Земли. Я мечтала выучить чужие языки, языки других культур, в надежде понять хоть немного больше.
Мне было жгуче любопытно, думают ли те загадочные существа в тридесятом царстве-государстве за дремучими лесами и высокими горами то же самое, что и я, когда встречают летний туманный рассвет на даче у бабушки, когда получают порцию дымящейся манной каши на завтрак или когда родители не позволяют им брать любимого пушистого котенка к себе в кровать на ночь.
Чтобы узнать все это, я мечтала расшифровать для себя их таинственные языки и много путешествовать. Моя первая мечта сбылась, когда я поступила в институт и на целых пять лет смогла погрузиться в увлекательную игру чужеземных слов, их значений и скрытых смыслов, их сказаний и мелодий, их шуток и головоломок. Я наблюдала, как вместо русалки на ветвях раскачивается загадочная Лорелей на берегу Рейна и как обучение великосветскому произношению превращает обычную бедную цветочницу в настоящую лондонскую леди.
У нас, молодых девчонок-студенток факультета иностранных языков, сложилось свое собственное чувство юмора и свои языковые шутки, которые никто, кроме нас не понимал, и от этого нам становилось еще веселее. В нашем студенческом общежитии мы наперебой декламировали друг другу стихи Шиллера и Гете, стараясь попасть в новую для нашего слуха интонацию и не ударить в грязь лицом с произношением, изо всех сил пытаясь расположить во рту не слушавшийся нас язык на немецкий лад.
Уже тогда я начинала понимать, что загадочные люди в тридесятом царстве
