он здесь?
– С той поры, когда шабашники строительством занимались. Вся бригада, завершив работу, уехала в родную Армению, а Хачик женился на дочке Ефима Одинеки и прижился в Раздольном. Уже троих черноголовых внуков кузнецу настрогал…
Бирюков не торопил разговорчивого Егора Захаровича и сознательно не прерывал его даже в тех случаях, когда старик увлекался рассуждениями и, казалось бы, уходил далеко в сторону от существа вопроса. Чтобы наметить версию, требовалась обширная информация, из которой впоследствии предстояло выудить крупинки истины и фактов, ведущих к раскрытию преступления. В начальной стадии следствия Антон перво-наперво всегда старался узнать характер потерпевшего. Это давало возможность логически объяснить его поступки, завершившиеся в данном случае трагическим исходом. Для разгадки криминальной тайны надо было как можно скорее найти ответ на два первостепенных вопроса: с кем и из-за чего столь круто схлестнулся Владимир Гусянов?
ГЛАВА VI
К вечеру, когда опергруппа вернулась с лугов в Раздольное, село заметно оживилось. Во дворах беспричинно блеяли только что пригнанные с пастбища овцы, мычали перед доением коровы, громким хрюканьем настойчиво требовали кормления свиньи. Хозяйки, бренча ведрами, доставали из колодцев воду и грозными окриками вперемежку с незлобивым матом успокаивали нетерпеливую скотину.
А во дворе большого дома через усадьбу от фермерского хозяйства Богдана Куделькина бушевала в самом разгаре разухабистая гулянка. Под виртуозные переливы гармони и гулкий топот ног звонкоголосая плясунья залихватски сыпала частушку:
Ты пляши да ты пляши,
Ты пляши – ногами ладь!
Овечка топала – пропала,
И тебе не миновать!.. Об-ба-а!..
Частушечную эстафету подхватил басовитый мужской голос:
Меня маменька рожала —
Вся деревня задрожала.
Тятька бегает, орет:
«Какого черта Бог дает?!»
– Ефим Одинека шестидесятилетие справляет. Приглашал меня поиграть на тальянке, но я из опасения, что засижусь на зорьке, отбоярился, – сказал Егор Захарович и прислушался. – На хромке наяривает Андрей Удалой. Отчебучивает припевки сноха Ефимова, а мужчину не могу узнать по голосу. Наверно, из приезжих гостей.
Слава Голубев улыбнулся:
– Вот и верь после этого, что от непродуманной реформы крестьяне стали плохо жить.
– Мы никогда хорошо не жили, но гулять всегда гуляли на полную катушку, – тоже с улыбкой ответил старик. – Так что, никакие причуды реформаторов нам не страшны. Любые напасти перепляшем.
– Ты, дед Егор, в самое яблочко попал! – бодро проговорил Кеша Упадышев. – Нам – была бы водка, а реформы всякие для нас – трын-трава. – И весело подмигнул мрачному Замотаеву. – Не хмурься, Гриня. Щас мы с тобой зайдем к Одинеке. Проздравим Ефима Иваныча с юбилеем. Глядишь, и на душе полегчает, словно сам боженька по ней босиком пробежится.
– Пинком под зад
