принёс аппарат, повозился над ним, отошёл, сел и пригласил сесть Тилибома.
«Граммофон веков» задрожал, зашипел и начал…
Слова, десятки, сотни, тысячи слов, нанизывались на тоненький металлический, заунывный, бесконечный стон валика…
Будничные слова, разговоры, восклицания, звуки шагов, хлопанье дверей, смех, плач…
Вдруг особенно громкий детский плач.
– Это моя Надя плачет… – тихо сказал Кукc. – По поводу смерти Мани, моей жены… А вот голос покойницы… Узнаёшь?..
Тилибом, бледный и взволнованный чудом, встал и слушал с раскрытым ртом. Из раковины машины ровно вылетали слова и фразы: – Здравствуйте! Садитесь, пожалуйста! Здесь душно. Я открою окно.
– Мой муж так занят.
– Всегда, всегда занят.
– Надя! Надя! Оденься теплей!
Тысячи обыденных слов, фраз. Но оба слушали затаив дыхание.
И вдруг – крепкий, молодой голос молодого Тилибома: – Мария Андреевна, Маня, Манечка, я люблю вас! Так люблю! Я не могу видеть этого старого дурака, вашего мужа, этого сумасшедшего… Как мне жаль вас. Маня, я люблю… тебя…
Тилибом закрыл руками лицо.
Кукс смотрел на пол. Машина продолжала вить нескончаемую ленту из слов, фраз – чётких, беспощадных, страшных и невинных. Разных.
В живой стенографии былого нашлось, между прочим, и такое место: – Кто тут был? Опять этот каналья Тилибом? Как надоела мне его бездарная рожа! Как надоела!
Это говорил Кукc сравнительно недавно…
Пять часов пролетели незаметно. Друзья устали.
Они выслушали многое нелестное о себе, сказанное в разное время устами обоих. Тилибом не раз пытался соблазнить жену друга, но оказалось, что её соблазняли другие друзья…
Но всё это затмили слова людей, раньше живших в доме. И на фоне звуков жизни, горя, радости, смеха и отчаяния маленькими и неважными казались личные обиды или измены.
– Руку! – добродушно улыбнулся Кукc, подойдя к Тилибому. – Видишь, мы стоим друг друга. Но забудем об этом. Всё это минувшее. Двадцать лет живём в царстве социализма, а всё ещё продолжаем быть маленькими, подленькими… Но наши дети уже иные… Твой сын, Тилибом, уже не таков.
– Да, Кукc, мой сын иной, а следующее поколение будет прекрасно. Уже сейчас, всего за двадцать лет, успел измениться облик будущего человека. Нам, Кукc, будет казаться он несколько странным, но это неизбежно. Будущий человек будет наивнее нас, здоровее, крепче, чище, а главное, счастливее, Кукс… счастливее.
– Это не всё и не совсем так, – добавил Кукc. – Новый человек будет умнее нас, несмотря на наивность. Да, друг, просто умнее. Напрасно думаешь, что ты умён с твоим великолепным цинизмом. Цинизм – это величайшая неразборчивость, смешанная с глубочайшим равнодушием, а между тем, то и другое происходит только от бессилия, только от слабости. Новому человеку не для чего быть циником. Он будет умным, великодушным
