взгляд. Она была спрятана за тихими невнятными серыми красками, которые позволяли ему незаметно набрать свой темп и поглотить картину целиком.
Бурная стихия простиралась сверху вниз, с каждым сантиметром подбираясь к смотрящему все ближе, становясь беспощаднее, обретая жгучий, едкий темперамент. Лишь один неявный силуэт вдали, почти бесцветная фигура широкоплечего мужчины, смотревшего в пол оборота назад, была способна остаться невредимой внутри этого неконтролируемого огненного хаоса.
Эмилия поместила использованную кисть в банку с водой и слегка изменила позу, попутно размяв затекшие конечности. Она вспомнила, как много лет назад проводила бессонные ночи, кропотливо выписывая одну единственную деталь уже завершенной картины. Она была не в силах унять надоедливый голос в своей голове, твердивший, что все должно быть безупречно, в том числе и она сама.
Многое изменилось с тех пор. Эмилия давно перестала обращать внимание на совершенство техники и формы, теперь же она с интересом изучала неидеальные живые линии на своем полотне. Она знала – искусство продает эмоции и смыслы, и всем абсолютно плевать, каким способом автор их выражает. Он может впервые взять краски и кисти в свои руки и его провозгласят величайшим гением современности, а может годами овладевать безукоризненной художественной техникой и на него посмотрят как на еще одну академически идеальную бездарность.
Руки девушки сами потянулись к металлической подставке с десятками кисточек разного размера и формы. Она вытянула круглую тонкую кисть и еще парочку из груды инструментов и отложила их в сторону, принявшись смешивать мастихином1 новую пигментированную композицию на палитре, десятки всевозможных оттенков.
Аромат новых масляных красок заполнил комнату. Он начинался с легких нежных нот, напоминающих запах свежей льняной ткани, и постепенно обогащался все более насыщенными вязкими оттенками, с ненавязчивым привкусом турпентина2, придавшего запаху остроту.
Эмилия медленно погрузила мягкий ворс в окрашенную текстуру, поэтапно перенося цветовую гамму с палитры на холст. Хаотичные на первый взгляд линии, со временем преобразились в две человеческие фигуры, обреченные сгореть в адском пламени на ее полотне.
Низкорослый мужчина крупного телосложения нетвердо стоял на коленях спиной к зрителю. Его положение было настолько шатким, что кажется он вот вот завалится набок, распластавшись на полу словно тряпичная кукла.
Его туловище полное и округлое с мягкими гладкими линиями визуально подходило на перекошенный бочонок меда, стоявший на широких увесистых ляжках. Он был одет в черный строгий деловой костюм, очевидно пошитый на заказ, но изрядно помятый и перепачканный уличной грязью.
Его лысая шевелюра ослепительно блестела, отражая тусклый рассеянный свет от потолочной лампы, а голова неестественно заваливалась на правый бок. По его мясистой плотной шее тонкими
