пикантно, но стояние у обедни среди укутанных в платки старух – уже слишком! Он долго и пространно говорил, обличая институт церкви. Лара попивала чай и продолжала размышлять.
Что ей, в конце концов, надо? В церковь она ходила нечасто, в особенные дни, когда хотелось успокоиться и перестать думать. Там, сквозь туман всегдашних мыслей наблюдая службу, она чувствовала себя как в детстве, где все происходит по какому-то не очень понятному, но правильному и спокойному распорядку, установленному взрослыми, твердому и нерушимому. Постепенно туман в голове рассеивался, становилось легко. Ларе это нравилось. На редких исповедях духовник велел не мудрить и молиться. Лара пробовала, но ясности не наступало. Приятельницы советовали завести любовника, мама – родить.
Ни то, ни другое не казалось особенно нужным.
Близких подруг у Лары не было. Со второго курса, когда ее тогдашняя лучшая подруга, обожаемая всеми, веселая, талантливая и умная Рита позвала ее к себе на день рождения в прелестный особнячок под Москвой и оставила наедине со своим братом.
Изрядно выпившая Лара не заметила , как обстановка стала слишком интимной. Она вслух декламировала какие-то стихи и приглашала молодого человека послушать. От стихов он быстро перешел к поцелуям, а встретив отпор, коротко и сильно ударил ее по лицу и позвал из соседней комнаты приятеля. В этот момент Лариса отключилась, а придя в себя, отбросила окровавленный осколок бутылки, который держала за горлышко, и огляделась. В комнате царил разгром и пахло кровью. Парни, избитые и порезанные, слава богу, были живы и отделались легко, потому что сообразили убежать и запереть снаружи довольно тяжелую дверь. Потом Рита угрожала Ларису посадить и при желании могла бы это сделать. Однако, хорошенько подумав, они с братом решили с «не связываться с этой дурой». Причиной такого решения было то, что Лариса без труда нашла на курсе еще трех девушек, с которыми вместе могла бы сообразить убедительный коллективный иск против брата Риты. Девушки, правда, стеснялись, но ведь Лара могла бы на них и поднажать.
С тех пор дружба с девушками у Лары не задалась. Ни гламурные куколки, ни политические активистки, ни тем более, феминистки не казались ей интересными. Тем более, что никто из них не считал ее своей: феминисткам она казалась чересчур женственной, куколкам – наоборот, недостаточно. Политические распри, в годы ее учебы в столице бывшие в большой моде, занимали ее умеренно. Не то чтобы ей было всё равно, она даже пару раз соблазнялась какими-то уличными шествиями. Ей нравилась боевая атмосфера митингов, электричеством противостояния заряженный воздух. Однако самозабвенное токование ораторов, позирующих для прямых трансляций, бесконечные селфи и лайки быстро отвратили от желания продолжать. Главное же, что Лара четко тогда поняла: зло не было фотографией в сети, оно было облечено в плоть и стояло напротив в черной, плохо сшитой форме, со щитами и дубинками, и бороться с ним, не
