причинит больше вреда, чем принесёт пользы. Показывая рубаху хозяину, она замерла, боясь, что он не разрешит надеть именно эту. Но он, казалось, совсем не обратил на это внимания.
– Я помогу тебе переодеть её, – произнес Селиг.
Бренна тут же повернулась к нему, не желая, чтобы он снова прикасался к ней.
– Я сама! – поспешила выкрикнуть она.
Преодолевая боль от ран, она попыталась приподняться.
– Женщина, лежи спокойно! Иначе и эту рубашку вскоре придётся менять! – смотрел он недовольно и не обращая внимания на её протесты, приподнял на руках.
Инга, тем временем, стянула с плеч порванную сорочку. Бренна осталась совсем обнаженной. Она чувствовала горячие руки Селига. Сейчас ей меньше всего хотелось ощущать его прикосновения к своему телу, да ещё и в таком виде. Бренна закрыла глаза, чтобы хоть так отрешиться от происходящего. Через ноги, Инга проворно натянула на неё сорочку, а затем аккуратно всунула руки в короткие рукава. Как только она была одета, Селиг уложил её обратно на постель и не произнося больше ни слова, вышел.
Бренна открыла глаза. Перед ней стояла одна лишь служанка. Она силилась не заплакать, но из глаз снова полились слезы. Она не знала из-за чего сейчас больше плакала. Его руки, что только что ощущала на себе, были нежными и заботливыми, а слова – по-прежнему жестокими. Всё внутри неё спорило с тем, что она видела, слышала и чувствовала.
Лёжа в кровати, Селиг никак не мог заснуть. Завтра утром всем воинам клана предстояло отправиться к замку Рагнара и отомстить за обман и нанесенное оскорбление. Но вместо того, чтобы выспаться перед предстоящим походом, он никак не мог выбросить из головы Оду-Бренну. «Бре-н-на» – медленно повторил про себя. Всё это время он называл её чужим именем, а она без стеснения пользовалась своим положением. Он помнил как она говорила, что он нравился ей, как скучала по нему и даже любила его. Что из этого было правдой? Женщина, которую он без памяти любил, коварно обманула его, сделала всеобщим посмешищем. Бренна не просто скрыла правду, но и с готовностью играла роль его жены. Как же, должно быть, она внутренне смеялась над ним, когда он при всех выражал ей свое восхищение и говорил, что самый везучий мужчина на свете и нет никого счастливее его! От злости на свое глупое поведение, Селиг с такой силой сжал кулаки, что они заскрипели.
При этом, он был бы полным идиотом, если бы стал отрицать, что всё еще любил её. Любил и ненавидел! В нём безжалостно боролись оба этих чувства и вели бой гораздо ожесточённее, чем все сражения, в которых он участвовал. Наказывать её оказалось не так-то и просто. Стоило только причинить ей боль, как внутри всё сжималось и он уже желал избавить её от страданий.
Селиг надеялся, что за время похода его любовь к ней пройдёт и останется только ненависть. Пока Бренна владела всеми его мыслями, это он был её рабом. А ведь ему еще предстояло найти себе новую жену. У него должны быть наследники, а пока он любил и желал её, то не представлял, да и не хотел видеть рядом с собой никакую другую женщину. Чем быстрее
