отработать, – вынырнул откуда-то с боку нерадивый первокурсник Попов и без предисловий стал «брать быка за рога». Его бесцветные глаза на детском личике с белесыми бровями и ресницами уставились на нее холодно и зло, представляя разительный контраст умоляющим интонациям фразы. Фаина же почувствовала свою значительность и была рада помочь.
– Фаина Аркадьевна, пожалуйста, зайдите в деканат, там вашей подписи в ведомости нет, – строгим тоном напомнила ей спешащая по важным делам секретарша.
– Фаина Аркадьевна, не могли бы вы сегодня зайти ко мне? – тоном секретаря обратился к ней прогуливающийся декан. Маленькие глазки-буравчики смотрели ей не в глаза, а на грудь. Эта его привычка смотреть на отдельные части тела человека всех сбивала с толку при разговоре, а многих пугала. Его худую сутулящуюся фигуру, неспешно вышагивающую по коридорам, заложив руки за спину, все здравомыслящие люди старались обходить стороной. «Гитлер, чистый Гитлер! Прости Господи!» – резюмировала как-то старушка-вахтер, обиженная его придирками. Волосики, зачесанные наискосок на лысеющую угловатую голову, да усики под вздернутым носом и, правда, напоминали исторического персонажа.
– От меня-то ему что потребовалось? – вмиг вспотела Фаина, и еще надеясь, что фраза относится не к ней, попыталась увернуться из-под колючего взгляда. Но нет, он сфокусировался теперь на ее колоннах-ногах, рассматривая не новые и не модные туфли.
– Хорошо, хорошо! Зайду, зайду! – заверила она, тоже смотря под ноги, стараясь замысловатыми, почти танцевальными коленцами вывести свои конечности из-под обстрела. Привычная круговерть окружала Фаину до вечера. – Может, я похудела? – с надеждой всматривалась теперь в зеркало, отражаясь во весь рост на фоне двери собственной квартиры. Говорили ей – не следует весить зеркало напротив входа. Энергетика, якобы, не обновляется в жилище согласно учению фэн-шуй.
– Все верно: ничего не меняется ни в доме, ни во внешности, ни, наконец, в жизни, – пришла к неутешительному выводу Фаина.
Фаина всегда была полной. Такими же были и мама, и бабушка. Не сказать, чтобы много ели, или тяжелыми заболеваниями, как диабет, страдали. Просто конституция такая. Но все они считали, что из-за полноты у них не сложилась личная жизнь и Фаине тоже надеяться не на что. – Какая уж тут личная жизнь?! – не снимая пальто и туфель, стоя перед зеркалом, упивалась ненавистью к себе Фаина. Даже свет включила, чтобы хорошо рассмотреть, какое безобразие только что шло по улице. Круглое лицо, светло-карие с редкими светлыми ресницами немного вздернутые к переносице глаза, короткие густые брови, казалось, способны выражать только состояния мольбы и испуга. Нос, как метко заметили еще в школе, картошкой, губки бантиком, едва закрывающие большие, но белые и правильной формы зубы. Всю эту «красоту» довершал скошенный подбородок, который мечтал стать двойным. Не надо ей было подстригать волосы! Старомодный пучок на затылке отражал ее серьезность, а короткая стрижка жестких светло-каштановых волос придала вид клоунессы. Короткие упругие волоски торчали теперь в разные стороны. Голова приобрела форму идеального шара. Широкие брови услужливо изображали обиженного и раздавленного прошедшим днем, а возможно и жизнью, колобка.
Сегодня она особенно устала. Точнее, ряд событий ее полностью выбил из колеи. Въедливый отличник-студент перебил ее при чтении лекции по педагогике.
– Выражение «ожидание завтрашней радости» не имеет никакого отношения ни к Макаренко, ни к понятию «цели», – выкрикнул на весь лекционный зал юнец, – сами посудите, причем тут цель? Она была полностью обескуражена: смешалась, раскраснелась, попыталась еще раз объяснить… Слышались комментарии того же отличника, видимо, просто за что-то невзлюбившего ее: «Сами толком не знаете…». Она с трудом продолжила занятие. Студенты шумели. Почти никто не слушал. Девочки просто хихикали, а ей казалось, что над ней.
– Я же в диссертации про эти факты писала. Почему так растерялась? – искала потом ответа весь день. Коллеги сразу заметили, что она чем-то расстроена. Такие эмоции можно было без труда прочесть на луноликом лице.
– Наша Дюймовочка опять не заполненные экзаменационные ведомости в деканат отнесла. Уже заведующей звонили…
– Про меня говорят, – занервничала Фаина, но сделала вид, что не слышит. В лицо ей сдержанно и вежливо улыбались. Фаина робко присела к общему столу попить чаю.
– Фаина Аркадьевна, пойдете сегодня на стриптиз? – подскочила юркая худенькая дама и по-птичьи вскинула седую голову.
– Куда, куда? – поперхнулась горячим чаем.
– Наша Танечка-лаборантка приглашает всех на девичник перед ее свадьбой.
– Про мальчишники слышала, а про девичники…
– Мужчин у нас в коллективе нет, поэтому, выходит, девичник. Да, что вы, ей Богу! Все идут! – Тамара Ивановна, уже начиная сердиться, совала ей прямо в лицо пригласительный билет. – Жених Танечки – то ли просто танцор, то ли стриптизер в «Комете».
