была убийственной. Значит, следовало рассказать еще кому-то. Но с кем поделишься столь длинной историей в два часа ночи? Нынешние сотрудники и не знают о той истории. Она не прибавила престижа советской милиции. Пожилые могут вспомнить, но будут «плавать». Родные пропавших девочек давно не живут в городе. Где работал в пятьдесят девятом году подполковник Хатынский? Да нигде, пришел в управление годом ранее меня, перевелся то ли из Канска, то ли из Ачинска…
Я убедила себя не пороть горячку, попыталась уснуть. «Спи спокойно, дорогая, – уговаривала я себя. – Никто не придет тебя убивать. Посмотри на себя, размазня несчастная, а еще сотрудница милиции!» Кое-как я уснула.
А проснулась ночью – страх сковал суставы. Тихо провернулась собачка в замке, но я услышала, хотя между мной и входной дверью была еще одна дверь! Лежала ни жива ни мертва, стараясь не дышать. Может, почудилось? Как говорил один мой шапочный знакомый, пролежавший год в психлечебнице (до этого он разобрал на детали телефонную трубку): немного паранойи не повредит. Было тихо. Я расслабилась. Померещилось… Но снова онемела кожа на лице – тихо звякало, злоумышленник просунул руку в щель и снял цепочку. Я должна была бежать, бить его по рукам, звать на помощь! Но не могла пошевелиться, мной овладела предательская слабость. Снова тишина, потом открылась входная дверь. Человек вошел, постоял на пороге, двинулся дальше. Онемение прошло, нужно было что-то делать! Я как сомнамбула поднялась с дивана, села, зачем-то сунула ноги в тапочки. Никакого оружия поблизости. Телефон не оружие, да и жалко. Я пошарила вокруг себя, левая рука уперлась в стену, зацепила металлический настенный светильник. Он едва держался, Малеев прикручивал его шурупами к стене, искрошил весь бетон. Конструкция поддалась, звякнула стеклянная подвеска. Второй рукой я выдернула шнур из розетки. Приоткрылась дверь из прихожей в гостиную, что-то перетекло, застыло посреди арочного проема. Человек всматривался. Я подскочила с неудержимым индейским воплем, метнула светильник! Получай, маньячина! И ведь попала, прозвучал вопль, злоумышленник отпрянул, повалил стул, стоящий у стены. Я вскочила, пользуясь замешательством противника, бросилась в атаку, оттолкнула его, метнулась в коридор, побежала к входной двери.
– Ритка, дура, ты что, спятила? – прохрипел злоумышленник.
Неясное чувство заставило остановиться. Голос был знакомый, а я, кажется, оконфузилась. Помялась, вернулась к проему и включила свет в гостиной. Поражение было точным, светильник угодил Малееву в голову. Разбились подвески, лопнули лампочки. На лбу у Малеева набухала роскошная царапина. Он стряхивал с кофты осколки стекла, но напрасно – стекло вцепилось в шерсть, он только ранил пальцы.
– Это кто тут дура? – не поняла я. – Крадешься, как тать в ночи, а я виновата? Меня из-за тебя чуть кондратий не хватил! Малеев, объясни, какого рожна тебе надо в моей квартире в два часа ночи? В постель ко мне решил прыгнуть? Елкина уже не котируется?
