сегодня есть. Я пойду с вашего позволения.
Воронов удалился, а Даня остался стоять в задумчивости. Он долго не решался повернуть дверную ручку. Что его ждёт за этой дверью? За свою относительно недолгую журналистскую карьеру Даня погружался в самые разные судьбы: наркоманов, уголовников, неудавшихся суицидников, душевнобольных. Здесь же совершенно иной случай. Волков понимал, что в этот раз ему предстоит копаться в жизни не самого безнадежного, но серьезно оступившегося человека. И это тот случай, когда травмирующее падение случается вовремя, ибо дальше Арсений мог пойти по пути героев Даниных сюжетов и оказаться там, откуда уже не возвращаются. Выдохнув, Волков открыл дверь.
Сегодня впервые за две недели в Севастополе выдался ясный день. Палата Воскресенского была залита мягким сентябрьским солнцем и настраивала на какой-то умиротворяющий лад. После давящих и суетливых коридоров клиники Волкову показалось, что здесь даже дышится как-то легче. Воскресенский стоял у окна, скрестив руки на груди, и к гостью повернулся далеко не сразу. Даня успел рассмотреть его сутулую спину, деформированную еще не запущенным, но уже ярко выраженным сколиозом. Большая голова, узкие искривленные плечи, рост ниже среднего ― там, где природа могла быть к Воскресенскому более-менее благосклонна, она основательно поиздевалась. Арсений медленно, словно максимально оттягивая момент встречи, повернулся к гостью. Теперь Дане удалось полностью просканировать своего будущего собеседника. Внимание сразу приковывал высокий лоб и глубокий выразительный взгляд, но при этом с такой концентрацией грусти, что Волкову в первые секунды даже стало не по себе.
Перед ним стоял ещё вполне молодой мужчина, в глазах которого таилась какая-то страшная загадка, зовущая за собой в самую глубь человеческой боли. Лицо Арсения было подобно полотну, на котором художник вначале написал умиротворяющий пейзаж, а затем сошёл с ума и поверх картины грубыми мазками набросал жуткую абстракцию. Но казалось, что стоит только парню непринуждённо улыбнуться и его улыбка влюбит в себя всё живое на планете. Какая катастрофа с ним произошла? Почему в 30 лет в его глазах читаются все мировые войны и потрясения человечества? Даня про себя отметил, что несмотря на свои физические недостатки, Арсений был красив. По крайней мере, его лицо моментально приковывало взгляд. Такие лица навсегда врезаются в память, их узнаешь из тысячи других.
– День добрый, ― слегка смущаясь, бросил Даня.
– Добрый, ― сухо ответил Воскресенский, оценивающе смотря на гостя. ― Чем обязан?
– Прошу прощения, что вас беспокою, ― Волков начал волноваться, боясь подобрать не те слова. ― Я журналист «Севастопольского вестника». Я знаю о вашей… ситуации, скажем так…
– Вот и журналисты до меня добрались, ― из Арсения вырвался нервный смешок, а затем он сдавленно улыбнулся. ― Значит жизнь прожита не зря, согласны?
– Ну… Возможно, ― Волков суетливо бегал глазами, лишь изредка поднимая их на Воскресенского.
