из-за неправильного прикуса во рту такая каша, что собеседник вообще вряд ли поймёт, что я от него хочу. А о таком страшном словосочетании как «летняя практика» я даже думать не хотел. Это тебе не рассказы в лицейскую газету писать. Вооружившись блокнотом, ручкой и диктофоном, нужно бегать по городу, людей выслушивать, вопросы им всякие задавать и ещё попытаться как-то грамотно обработать весь массив собранной информации. Жуть какая…
Помню, со своей первой практики на 1 курсе, случившейся по личной инициативе (в какой-то момент себя переборол), я позорно сбежал. Газета называлась «Вечерний Севастополь». Мне туда помогла устроиться выпускница нашего журфака ― бойкая девушка с огнём в глазах, до одури преданная своей профессии. Я с ней познакомился на абитуриентской практике во “Флаге Родины”.
Первое редакторское задание ― и первая неудача. Уже не помню о чём был материал, но по-моему какая-то история, связанная с детским домом. Руководство потребовало текст статьи согласовать с ними. И вот слова директрисы врезались в память самым беспощадным образом. Эта довольно пожилая и откровенно побитая жизнью дама посмотрела на меня как на коровий навоз и произнесла: “Нам не понравилась ваша статья. Давайте мы сами всё напишем как надо и вам позвоним”. Я молча вышел на улицу. В горле стоял ком, в глазах стало резать от подступающих слёз. Доплёлся до ближайшей пивной и завис там до вечера. В редакции “Вечернего Севастополя” я несколько дней не появлялся. Моя знакомая из “Флажка” меня потом бомбила сообщениями. “Солнышко, а ты страх не потерял случайно? Это вообще-то серьёзная организация. Чтоб завтра был в редакции!”. Что-то в таком роде.
На следующее утро я нашкодившим щенком приплёлся в “Вечерний Севастополь”. Непростой разговор с редактором уже не вспомню, но всё сводилось к тому, что я не могу работать в информационном жанре и мне бы рецензии на фильмы писать, что ли… Редактор посмотрел на меня с ухмылкой и сказал, что я ошибся профессией. На этом моя первая летняя практика закончилась.
В тот вечер я долго вглядывался в звёздное небо, словно там можно было высмотреть ответ на главный вопрос: “А дальше то что делать?”. В какой-то момент казалось, что эти космические тела, до которых миллиарды световых лет, не дальше от тебя, чем потолок в твоей комнате. Протянешь руку и, чувствуя приятный холод, растеребишь эти галактические осколки, для которых ты не более, чем вспышка в пространстве вечности. И так хочется свою “вечность” прожить счастливо. Но тебе только 18. И ты об этой жизни ещё ничего не знаешь. Впереди много знаний, которые вряд ли сделают тебя счастливым.
В 18 я это чётко осознал. И писательство стало для меня массивной книгой длинною в жизнь, где на каждой странице я мог выписывать свою боль. А журналистика ― лишь небольшим эпизодом в ней. Я знал, что рано или поздно он завершится. С такими мыслями после случившегося фиаско я стоял под звёздным потолком своей личной вселенной, с такими мыслями я начинал второй курс журфака севастопольского филиала МГУ».
Закончив
