и прокричал:
– Не надо! – Голос огласил опушку леса, потревожив деревья. – Нет!
Тигр, не замедляясь, сделал рывок в сторону и полетел в направлении кричащего.
– Нет! Нет! – все повторял охотник, пока тигр не остановился в метре от него. Зверь смерил человека желтыми глазами и вдруг развернулся, удаляясь столь же быстро, как появился. Когда солдаты возобновили стрельбу, тигр уже успел скрыться в чаще, помечая путь алой кровью, которой был обагрен каждый след левой задней лапы.
– Чего вылупились? – завопил майор Хаяси. – Руки в ноги, быстро за ним! Далеко от нас он не уйдет. Прикончим его до заката.
Охотник что-то быстро проговорил Пэку. Престарелый торговец взмолился:
– Этот человек считает, что нам следует оставить тигра в покое. Раненый тигр гораздо опаснее здорового. К тому же тигры крайне злопамятны. Они помнят все причиненное им зло и все сделанное им добро. Раненый тигр будет действовать на поражение. Даже если мы убьем тигра, то мы уже не сойдем с горы. Еще одну ночь здесь мы не переживем. Сегодня более холодный день, чем накануне… Так говорит этот человек, господин.
Майор Хаяси окинул взглядом подчиненных. Деморализованные солдаты явно не хотели преследовать и загонять в горы огромного зверя, которого даже рана не остановила.
На счету Хаяси были не только охотничьи экспедиции, но и вылазки на поле боя, последние – совсем недавно, в Маньчжурии [7], против русских. А также, само собой разумеется, усмирение волнений и подавление бунтов в Корее. Хаяси никогда не отказывался вступить в бой и никогда не обращался в бегство. Но не от переизбытка храбрости, которую он считал равнозначной безрассудству. Нет, единственное, во что он верил, – это успех. Кровожадность Хаяси лишь косвенно служила удовлетворению его собственных желаний. В первую очередь она позволяла ему обеспечивать собственное превосходство среди товарищей и устрашать нижестоящих. А поскольку для Хаяси успех был связан исключительно с соображениями практической целесообразности, а не проявлениями благородства духа, он отдал предпочтение тому варианту действия, который бы принес ему максимальную выгоду, и приказал кореяшке-охотнику вести их прочь с гор.
Но все время по пути вниз с возвышенности и вдаль от подстреленного зверя они будто ощущали у себя на затылках пронизывающий взгляд тех желтых глаз. Наконец они вышли на тропинку, которая виднелась даже под плотным слоем снега. Несколькими часами позже они вышли из зарослей, и их взору открылась долина, посреди которой раскинулась деревушка. Укрытые соломой крыши домиков светились янтарным светом в долгожданных лучах солнца, которое наконец выглянуло сквозь пелену облаков ближе к линии горизонта.
Не будь они офицерами, то от нахлынувшей волны радости мужчины тотчас устремились бы вниз по припорошенному снегом скользкому склону, как беззаботные мальчишки.
