обучения, в который были включены основы: дебютная подготовка, сердцевина игры и эндшпиль. Учитель и ученик подолгу общались в квартире Алехиных, а когда Дуз-Хотимирский уходил, гимназист старательно записывал в книжку особенно важные мысли, почерпнутые из разговора. Его шахматный ум был гибок; Алехин старался совершенствовать игру, прекрасно понимая, что чем быстрее он ликвидирует темные пятна, тем у него больше шансов избегать неровностей в игре на грядущих турнирах.
Рост мастерства был бы невозможным без основательной практики, но с этим проблем не возникало. В качестве постоянного спарринг-партнера Алехин мог рассчитывать на брата Алексея, шахматиста первой категории. Захаживали в квартиру на партийку-другую и сильнейшие шахматисты Москвы. Все они поначалу превосходили в мастерстве менее искушенного Алехина, но постепенно замечали, что игра гимназиста становится все резистентнее. Он едва скрывал блеск глаз, ведь партии становились для него триумфом мысли, попыткой изобрести шедевр, найти в классической перспективе иное решение, способное взорвать ход дуэли. Он наконец-то раскрывался, срывая с себя маску безразличия, которую так часто видели его одноклассники. А кроме того, потихоньку развивал в себе талант игры вслепую, перенимая и приумножая мастерство Пильсбери. Некоторых не самых последних шахматистов города Алехин обыгрывал, не видя доски и за столь небольшое количество ходов, что изумлению зрителей не было предела. Не стоит удивляться, что в Московском шахматном кружке его визитов ждали все с большим интересом.
Через год после смерти Чигорина Алехин выиграл в Петербурге любительский турнир, который носил имя Михаила Ивановича. Еще перед стартом соревнований он сказал Петру Романовскому, что нет смысла играть, если не рассчитываешь на первое место: «Я, например, почти уверен, что буду первым»3. Романовский отметил стремительные атаки молодого Алехина, его эксперименты в дебюте и изобретательность в защите. Даже с прямым конкурентом тот сыграл смело, на победу, хотя орудовал черными фигурами.
Трофеем Алехина стала императорская ваза, которую произвели на фарфоровом заводе Романовых. А кроме того, победа принесла Алехину звание маэстро (международно признанного мастера). Когда империя рухнула и судьба в конце концов забросила Алехина далеко за пределы страны, именно ваза оказалась тем немногим, что у него осталось от утраченной родины – настолько высоко он ценил свою первую значимую победу в карьере.
В параллельном турнире в Петербурге сражались сильнейшие шахматисты мира, в их числе оказался немец Эмануил Ласкер, планетарный чемпион. Алехину посчастливилось увидеть человека, которого считали шахматным богом, ведь никто не мог сбить его с пьедестала целых 15 лет! О том турнире немец написал книгу; в ней нашлось место и для анализа партий Алехина, за которым он наблюдал уже тогда.
«Ласкер был моим учителем, без него я не стал бы тем, кем стал, – говорил Алехин. – Книга
