style="font-size:15px;"> Длинный немец, серый от недоедания и пыли, осторожно помахал Подпаскову и мальчишке-лётчику рукой.
Подпасков не ответил на этот жест. Ему было всё равно. Немец не вызывал у него никаких эмоций. В отличие от мальчишки-лётчика, который помахал рукой немцу в ответ. Немец улыбнулся и развёл руками, словно говоря: Вот оно всё как вышло…
– Смотрите, – радостно сказал Подпаскову мальчишка-лётчик, – рукой мне машет.
Подпасков вспомнил, как в Московском зоопарке, куда они пришёл на репортаж, шестилетий мальчишка, показывая на кланяющегося посетителям слона, закричал: «Смотрите, он хоботом со мной здоровается!»
Подпасков вышел в коридор. Постоял у вагонного окна. Над поездом висела странное облако. Оно было похоже на гигантское насекомое. Шесть неправильных ватных ног – щупалец нависли над в ужасе убегающим от него поездом. У облака была белая спина и чёрное, отвисшее брюхо, в котором бурлили молнии. В этом брюхе и должен был оказаться целый поезд со всеми своими пассажирами. Если не убежит. Подпасков передёрнул плечами.
Облако с отвисшим брюхом выплыло из его детства. Подпасков хорошо помнил, как на подмосковной даче он, маленький, только что проснувшись от послеобеденного сна, выбежал из дощатого домика, арендованного отцом на лето. Маленький Подпасков увидел, что на улице всё стало серым, а прямо над ним висит огромное облако с отвисшим чёрным брюхом и шестью ватными неправильными лапами. Маленький Подпасков испугался, что облако его съест. Он заплакал. Мать бросилась его утешать. Когда маленький Подпасков сквозь слёзы рассказал маме, что облако сейчас их всех съест, взрослые долго смеялись. История с облаком стала семейной легендой. Она регулярно рассказывалась за праздничным столом, за которым собиралась вся семья. В ритуал оглашения семейной легенды входил смех: «Надо же, облака испугался!» Подпасков улыбался вместе со всеми. При этом внутри его неприятно начинал ворочаться тот никуда не ушедший детский страх от того, что облако их сейчас всех съест.
Подпасков отошёл от вагонного окна, повернулся к облаку спиной. Ему показалось, что облако с чёрным брюхом смотрит своими мохнатыми выпуклыми глазами прямо ему в затылок. Подпасков пошёл по коридору.
В своём купе говорливый проводник считал подстаканники. Увидев Подпаскова, он послюнявил химический карандаш, сделал пометку на обрывке газеты. Это была газета, в которой работал Подпасков. На обороте, на другой странице смятой газеты с жирными пятнами, был напечатан его политический фельетон про разбойничьи нравы американского империализма.
– Ну в этот раз не сильно опоздали, – извиняясь сказал проводник, – всего-то на четыре часа… Хотя вот прошлый раз почти по расписанию пришли, а комендатура восемь часов из вагонов выходить не давала. Ни попить, ни поссать… Каких-то власовцев в развалках добивали. Жуть. Стрельба, как на фронте…
Подпасков ещё раз вспомнил свой кабинет, который делил
