особой нехватки воздуха. Мы словно находим необходимый кислород в дыхании, которым обмениваемся. Я чувствую себя так, будто от Дэвида ко мне протянулась невидимая, но очень крепкая нить, что прошила моё тело и вновь вернулась к нему, чтобы закрепиться, образовать узелок и соединить нас навечно. Всё кажется основательным и нерушимым. Непоколебимым. Не игрой и не отвлечением, в котором однажды исчезнет всякая необходимость, а чем-то действительно важным и серьёзным. Тем, чего в глубине души мне очень не хватает, но я даже не подозреваю об этом.
Моё лицо прижимается к его вспотевшему лбу, когда Олдридж находит своё освобождение во мне, что только ускоряет закручивающуюся спираль моего собственного удовольствия, разнося и распространяя его по всему телу вместе с кровью, бегущей по венам. Руки, в какой-то момент неконтролируемо сжавшие мои ягодицы, так и остаются там, сильные и очень тёплые. Я не думаю, что хочу, чтобы они перестали меня касаться. Чувство, что нужно что-то сказать, и что сделать это должна именно я, появляется почти незамедлительно. Олдридж же только продолжает учащённо дышать. В звуке, с которым происходят его вдохи и выдохи, есть что-то обречённое. Загнанное и неуверенное. Даже я понимаю, что нам придётся поговорить об этом. Обо всём вообще-то.
– Ты в порядке?
Я начинаю отстраняться из-за мысли, что ему, возможно, неприятно ощущать мои волосы так близко от своих глаз и лица. Но Олдридж словно обрекает меня на неподвижность одним лишь взглядом и одновременно обнимает мою спину, обхватывает её обеими ладонями, скользящими по коже так, что их касание невозможно игнорировать. Я и не пытаюсь.
– Ты впервые обратилась ко мне не на «вы».
Он не кажется удивлённым, он является именно таким. Обескураженным и погрузившимся в собственные мысли. Это слышно в его голосе и очевидно даже в отсутствие электрического света.
– Я не заметила.
– Я знаю. Но для меня это много значит.
Я думаю, что, скорее всего, так оно и есть, но прямо сейчас моё собственное тело будто не принадлежит мне вообще. Его подчиняет потребность выбраться, нужда освободиться, и Олдридж убирает руки и лишает меня себя ещё до того, как мне пришлось бы что-нибудь сказать. Я едва ли знаю, что теперь с ним делать. Возможно, он уже представляет себе, как мы засыпаем вместе. Как его руки даруют мне тепло на протяжении всей ночи. Как мы становимся парой. Я же не готова ни к чему из этого. Но и выставить его в темноту не могу. Здесь, конечно, есть отель, и ему уже случалось ночевать в нём, но кем я буду, если поступлю так?
Когда, на ощупь отыскав халат и скрыв им свою наготу, крепко завязав пояс, я поворачиваюсь обратно к Дэвиду, его неуместная сейчас обнажённость также скрыта от моего взгляда частью одеяла, а в руках находятся вперемешку все наши вещи. Брюки и рубашка уже наверняка целиком мятые и неопрятные. Но я вижу почти спрятанный мраком силуэт склонённой вниз головы и понимаю, что мужские глаза смотрят исключительно на предметы гардероба и больше
