путешествовал по восточным землям, где научился у сарацинов и египтян нечестивому искусству некромантии, в котором ему не было равных. Люди боязливо перешептывались о том, что Натэр использовал тела давно умерших людей и кости, на которых не оставалось ни клочка плоти, в своих гнусных целях и что он выжимал из своих мертвецов все силы, заставляя их служить себе, что было дозволено одному лишь ангелу смерти. Натэра в городе никогда не любили, хотя многие приходили к нему за советом и помощью в разного рода сомнительных делах. Однажды, на третьем году жизни в Вионе, его публично забросали камнями за то, что он, по слухам, занимался некромантией, и метко пущенный чьей-то рукой булыжник навеки сделал его хромым. Это увечье, полагали в городе, он так и не простил, и на враждебность духовенства отвечал дьявольской ненавистью Антихриста.
Помимо порчи и сглаза, в которых его обычно подозревали, он давно считался растлителем юношей. Несмотря на маленький рост, хромоту и уродливую внешность, он обладал исключительной властью над умами, поистине гипнотическим даром убеждения, и учениками его, которых он, как говорили, завлекал в бездонную пучину омерзительных пороков, были молодые люди, подававшие блестящие надежды. Словом, исчезновение его было воспринято в городе как счастливое избавление.
Среди горожан был один человек, который не принимал участия во всеобщем злословии и не прислушивался к мрачным сплетням. То был некий Гаспар дю Норд, который и сам изучал запретные науки и даже целый год ходил у Натэра в учениках, но предпочел втихомолку покинуть дом учителя, когда узнал, какие гнусности ожидают его на пути дальнейшего погружения в колдовское искусство. Однако же за этот год он успел получить немало редкостных и необычных знаний вкупе с некоторым пониманием пагубных способностей и темных, как ночь, помыслов некроманта.
В силу этих причин, узнав об отъезде Натэра, молодой человек счел за лучшее хранить молчание. Кроме того, ему не хотелось ворошить воспоминания о временах собственного ученичества. Затворившись наедине со своими книгами в скромно обставленной мансарде, он хмуро вглядывался в маленькое продолговатое зеркальце, обрамленное переплетающимися золотыми змеями, которое когда-то давно принадлежало самому Натэру.
Отнюдь не отражение его собственного привлекательного и молодого, хотя уже и слегка прорезанного ранними морщинами лица заставляло его хмуриться. Зеркало было не из тех, что отражают черты смотрящего. В глубинах его Гаспар увидел странную, зловещую сцену, участники которой были ему хорошо знакомы, однако определить место действия он не смог. Прежде чем он сумел разглядеть подробности, зеркало затуманилось, словно под воздействием алхимических паров, и больше ничего увидеть он не успел.
Это явление могло означать лишь одно: Натэр понял, что за ним наблюдают, и пустил в ход защитные чары, которые сделали вещее зеркало бесполезным. Именно осознание этого факта вкупе с открывшейся ему на мгновение зловещей
