ответ ни слова.
Ему бы уже развернуться, сохраняя при этом начальствующее лицо. И это было бы возможным, будь он просто застигнут на месте чужого преступления. Но дело дрянь. Под угрозой раскрытия его личный замысел.
Натужный шорох открывающейся двери вывел его из панического транса, но окончательно смешал реальность. И вот уже новая действительность произносит ему голосом одной из официанток:
– Вадим Натальевич, простите. Я к вам поднималась, но не нашла наверху. А в коридоре ваш голос услышала. Мне очень нужно спросить по поводу ужина, если можно…
Что-о? Лынёв живо обернулся. Миловидная работница кухни заглядывала в приоткрытую дверь. Только она. Всё. Больше никого!
– Кто сейчас выходил отсюда?
Женщина вместо ответа растерянно улыбнулась.
– Спрашиваю, кто попался на встречу сейчас? Не молчи! Тебе на встречу кто отсюда вышел???
Лынёв бросился в коридор, оттолкнув работницу из проёма. Действительно никого. Ушли! Он затащил женщину за собой. Та больше не улыбалась.
Захлопнул дверь и подпер её спиной. Теперь поговорим!
Прижимая к себе официантку стальной хваткой, зашептал ей в лицо коньячным жаром:
– Ты с ними заодно? Признавайся…
Слюняво скаля мелкие серые зубы, главрук безуспешно пытался заглянуть в глаза «предательницы». Та уворачивалась, упиралась руками в его грудь, с отвращением касаясь ладонями влажной рубахи и чувствуя запах терпкого чужого пота.
После слабых попыток отстраниться она каким-то чудом ещё могла сдерживаться, чтобы не заплакать. Злобный оскал начальника и большая розовая ссадина в центре мокрого лба навёл на неё ужас.
– Кто тебя прислал? Говори! Следить за мной вздумали? Признавайся, сколько вас? Какое задание у тебя было?
Он точно обезумел от паники и совершенно не отдавал действиям отчёт. Женская коварная слабость лишь разжигала в нём больше ярости, чем вызывала сочувствие. И Лынёва несло…
– Говори, зачем пришла. Что хотела? Говори-и-и!
Он затряс беднягу за плечи, требуя покорности и зверея от безнаказанности, уже сам не понимая, чего же ему нужно больше – ответ или её «подлые» слёзы.
Официантка прошептала что-то невнятное.
– Что? Громче! Не понял тебя!
Шмыгнув носом, она повторила, запинаясь на глубоком вдохе:
– Сгущёнку. – И залилась слезами, больше не в силах их сдержать.
– Что ты несёшь! Какую ещё сгущёнку?
– Для ужина. На кашу, чтобы пассажирам… Вместо масла. Повар велел спросить…
Лынёв почувствовал, как её тело, дрожащее в тихих рыданиях, обмякло и стало тяжелеть, готовое осесть на пол, не удерживай он её.
Не понятно как, но банальное про «сгущёнку» его отрезвило. Легко подняв на руки, он донёс её до кресел
