очерчивает синяки на моей коже. Свет луны пробирается через открытое окно и впивается в мои кости, исцеляя раны, нанесенные Дорсином. Но, к несчастью, этого мало, чтобы восстановить мои силы, и как бы я ни старалась, как бы я ни втыкала кинжалы в звенья цепей или ни пыталась открыть острием ножа замки на наручниках, все было тщетно.
Не знаю, сколько я пролежала вот так, прижавшись щекой к прохладному полу и глядя в мертвые глаза Дорсина и дразняще распахнутое окно.
Солнце уже поднялось высоко, когда в двери из белого дуба постучали. В моем сознании вновь ожили слова скелета, но, когда требовательный стук повторился, я даже не шелохнулась.
Лучше тебе умереть.
Передо мной возникли обтянутые кожаными штанами ноги. Я вздрагиваю – я больше физически не способна бояться хоть чего-то, так что я просто наблюдаю за тем, как люди Дорсина выходят на эту мрачную сцену, раскинувшуюся передо мной.
В голове, в душе моей пусто, и я пытаюсь осознать, что происходит вокруг. Голоса кричат и спорят, но я ни на чем не фокусируюсь, пока в поле моего зрения не попадает пара черных ботинок. Я рассматриваю начищенную поверхность обуви и замираю, заметив маленький череп, вдавленный в серебро пряжки на ремешке, удерживающем лодыжку владельца.
Сколько боли и ужаса принесет мне эта пара ботинок?
С проворностью, которой я сама от себя не ожидала, я бросаюсь на владельца обуви. В его оценивающем взгляде мелькает неподдельное изумление, и он отпрыгивает в сторону. Победоносный рык поднимается в моей груди, я поднимаю кинжал орка, замахиваюсь… но цепи отбрасывают меня к стене, и тот, кого я хочу порубить на кусочки, оказывается вне досягаемости.
Я вперила в него взгляд, изучая его лицо и ища черты, которые успела различить ночью, под чарами и образом скелета. Но не нахожу на лице этого фейри ни аристократических скул, ни полных губ.
Его глаза цвета какао тоже изучают меня, и его взгляд останавливается на потеках крови Дорсина, размазанной по моей коже, а затем перемещается к пятнам того, что осталось от орков: жижа засохла на моих волосах и руках.
На мгновение он кажется впечатленным, а затем его лицо вновь принимает безразличное выражение.
– Я Тиллео, заместитель Дорсина, – говорит он и указывает подбородком на своего мертвого начальника. – Кажется, ты тут времени зря не теряла, – замечает он, и его темный взгляд блуждает по моему залитому кровью телу.
От мрачного блеска в его глазах меня пробирает дрожь отвращения, но я пытаюсь сдержаться…
И тут меня осеняет: он думает, что эту бойню устроила я. Я бросаю взгляд на лужи крови – зеленые и красные, а затем вновь смотрю на Тиллео. Я не поправляю его – не могу сказать, доволен он увиденным или как раз прикидывает, как наказать меня за то, что я, по его мнению, сделала. И я ожидаю, что меня охватит ужас, но нет – я ощущаю лишь пустоту, и у меня нет сил, чтобы испытать хоть что-то еще.
– Кто ты? – Тиллео слегка наклоняет голову, будто так ему будет проще меня вспомнить.
Я
