что так! Видимо, кто-то на корабле ему перешел путь! Его судьбе можно только посочувствовать!
– Не верю ушам, госпожа Арфея! Вы сочувствуете людям? Они же грязь и недостойны жить! Море принадлежит нам по праву.
– Уймись, Линея! Мы тоже когда-то были людьми. Сочувствие никак не говорит о поддержке! И противника надо уважать, даже если его ненавидишь.
– Простите, госпожа, я забылась!
– Они обречены, но пусть попытаются выжить. Тем слаще победа, чем сильнее сопротивление, и тем вкуснее еда, чем сильнее ее отбить.
– Узнаю вас, госпожа!
– Довольно пустых разговоров! Бери десяток русалок и заходите по левому борту! Всех, кто падет с корабля топите. Владыке не мешать. Он сам отдаст приказ, если сочтет нужным.
– Я слышу вас, госпожа.
Линея нырнула и с помощью эхолокации отдала приказ ожидавшим русалкам и русалам плыть к кораблю и готовить оружие на случай команды.
«Давно не видела Царя в таком гневе! Хочу увидеть того, кто смог его столь сильно разозлить!» – подумала про себя Арфея. Окружив себя пузырем, она наблюдала. Волны омывали пузырь, но в сгущающейся погодной тьме ее было не разглядеть.
Инферион самолично двинулся к кораблю с прибывающим валом, и первый удар сделал по борту прихода волны. Удар был такой силы, что корабль накренило.
В это время на корабле
Потеря командного состава грозила неразберихой.
Солдаты оживились, ожидая команд. И почему-то все дружно уставились на Ярослава, хотя он был далеко не самый старший по званию среди солдат на корабле. Ярослав посмотрел на стоявших полковника и генерал-лейтенанта. Те как воды в рот набрали и стояли, не в силах родить приказ солдатам о спасении командиров корабля.
– Семь человек покрепче – за мной, остальным – организовать страховку! Стараться не разбиться и организовать уход за ранеными! Найти лекаря! – крикнул Ярослав, понимая, что от старших по званию ничего ждать не стоит.
Семеро, включая Суркова, вышли из толпы, остальные бросились вязать узлы для страховки и рассредоточились по палубе. Через две минуты страховку закрепили, и Ярослав с командой солдат вышли на палубу.
Увидеть своими глазами волны высотой в пятнадцать-двадцать метров – зрелище столь ужасное, что способно парализовать. Но это с вами произойдет ровно до первого удара молнии и хлестка ветра с дождем в лицо – приводит в чувства моментально.
Погода буйствовала. Дождь – как из шланга, ветер – как из турбины, молнии мелькали словно вспышки тысяч фотографов одновременно, а за громом едва можно было разобрать крики, разглядеть что-либо было сложно даже на палубе, не то что в море. Море словно взбесилось. «Веселее» всех во время шторма – «вперёд смотрящему», что в любую погоду остается на своей вахте, на самой высокой мачте. Остальным бесстрашным – веселиться на скользкой палубе.
