теперь всё хорошо, пей, только не торопись, пожалуйста. Пей маленькими глоточками, – она снова мягко мне улыбнулась, и я стал высасывать тёплую воду из стакана, – вот и хорошо, тебе стало лучше? Ещё воды?– Хорошо, сейчас, – она увидела мой кивок и налила ещё стакан и протянула мне, а я собрал силы и уцепился в стакан, накрыв её руку своей, – тебе не нужно напрягаться сейчас, тебе нужно отдыхать, а я буду помогать тебе. А сейчас ложись и спи.
Она убрала стакан и подоткнула мне одеяло, а затем быстро упорхнула из комнаты, оставив вокруг меня нежный аромат луговых цветов. И я заснул снова. Так продолжалось несколько дней. Пока мой голос и возможность нормально передвигаться не восстановились. Всё это время, как выяснилось, я был в Испании, а точнее где-то на Канарских островах в каком-то из загородных домов семьи Фернандес, меня после отключки в доме Лоренцо решили спрятать подальше и замести следы, чтобы больше никто меня не трогал и не пытался убить. Примерно два или три дня я провалялся в кровати под пристальным и добрым присмотром Аны Марии. Она хлопотала вокруг меня и силилась сделать всё, что угодно, чтобы я не напрягался. Особенно я запомнил нашу первую ссору из-за моей попытки сходить в туалет. Это было, наверное, очень потешно видеть той части охраны, которая тогда дежурила у моей комнаты. Дело в том, что Ана Мария ни за что не соглашалась на то, чтобы я вставал с кровати и шёл в туалет справлять свою нужду. Она кричала и топала ножками. Ругалась и махала руками на любые мои попытки жестами объяснить, что я не буду делать эти дела в утку, которой она махала перед моим лицом и упорно доказывала, что мне нужно ходить под себя, а не волочиться избитым в туалет. Но все её попытки разбились о мой менталитет и упëртость, которые я в итоге проявил и, хрипя от боли, встал с кровати и, качаясь, побрёл в туалет, держась за стену. Она тотчас подбежала ко мне и, браня меня, на чем свет стоит, помогла доползти до белого трона, а после ещё минут сорок отчитывала меня за непробиваемый идиотизм и неслыханную упëртость осла, которая есть во мне.
К счастью это продолжалось не долго, к всеобщему удивлению врачей, что следили за моим состоянием здоровья. Ведь они изначально делали прогнозы, что моё минимальное восстановление тела и голоса займёт не меньше месяца. А когда я смог уверенно стоять на ногах и говорить уже через неделю, то они рвали свои и без того редкие седые волосы на теле и голове, не понимая, почему я так быстро оклемался. Ну и заодно все споры с Аной Марией закончились. Но мы продолжали часто проводить время вместе, беседуя на разные темы, попивая тёплые чаи и настои, что давали неугомонные врачи.
Пока я приходил в норму, мы довольно сильно сблизились с Аной Марией, и она стала относиться ко мне теплее, чем ранее. В первую очередь я теперь мог называть её Анюта, мне, если честно так нравилось больше. Она поначалу как-то странно смотрела на меня, не понимая, что я обращаюсь именно к ней, но после того, как я объяснил, что это одно и то же, что и первая часть её имя на моём языке,
