Тени брошенных вещей. Михаил Квадратов

      нет друзей на земле у жильца кристаллических сфер

      только может быть тот, иванов, говорили – из бывших, потерявшийся пенсионер

      он сидит у ручья, что дымится и льётся из чрева горячего теплоэлектроцентрали

      там невольники стройки и рынка с утра моют тело, полощут бельё, размягчают сандалии

      а приятель второй – на коне-альбиносе куда-то летит, некрылатый

      выше самой высокой трубы за заборами тэц-двадцать пятой

      третий – в светлой пещерке невидимый друг

      зверь-бурундук

      Дом пропал, закончен карнавал,

      Дымно, разноцветный воздух вышел.

      Мумии чужие сушатся на крыше —

      Ране ангел летний ночевал.

      Ах, зачем терпеть неблагодать —

      Мы бы этот дом давно продали,

      Да у нас Орфей сидит в подвале

      И никак не хочет вылезать.

      тихие песни фавна

      на чердаке медленный цокот копыт

      плакала николавна

      может быть страшно, может чего-то болит

      чашку живой воды на чайник, столько же мёртвой

      холодно, в городе враг, может быть кто-то ещё

      не закрывай глаза, ящерица из торта

      выпрыгнет на плечо

      Всех зима заманит и убьёт.

      К вечеру замёрз тритон в фонтане

      вместе с мотыльком, листами и цветами.

      Улетела птица-кривоглот.

      Все ушли. Но, втянут пустотой,

      по дорожке в привокзальном парке

      мчится, мчится оборотень жаркий

      в белой шубке с искрой золотой.

      зима – и целый день глядеть в окошко;

      и рацио в сиреневых сапожках

      бежит, как водится, в подпольный лазарет

      по шаткой лестнице, гляди – сорвётся – нет!

      он жмурится, он лечится от чисел,

      и кто-то розовый толчёт лечебный бисер,

      закручивает вечную спираль —

      бедняк визжит, но мне его не жаль.

      я в даль гляжу – а там на троттуаре

      навязчивый мороз – в искристом пеньюаре

      согражданам грозится льдом и леденцами,

      над ухом клацает железными щипцами,

      кусается, скрипит, целует в тёплый лоб

      и машет мне рукой (проклятый термофоб)

      За стеклом чужие лица,

      Но шипит и веселится

      Земляничный газ

      В комнате у нас.

      Будто шепчет: помечтаем,

      Чем утешимся за краем,

      Но не на земле —

      Там, в стране Ойле.