и участвующий в политическом процессе. Разумеется, на такие масштабные вопросы нельзя ответить без учета политических и культурных различий, различий в политэкономии и коммерческой практике. Настоящая книга, проливая свет на природу коммерческой жизни в России раннего Нового времени, вносит вклад в реконструкцию истории российской политэкономии и коммерческой культуры и, таким образом, делает шаг к пониманию исторической проблемы отсутствующего в России среднего класса. Найти правильный ответ стало труднее еще и потому, что в результате советского эксперимента Россия не была включена в «нормальные» западные историографические траектории (поразительная близорукость части западных ученых, особенно если принять во внимание, что в ХX веке значительная часть мира стала социалистической). Отказ от традиционных, универсальных исторических траекторий стал краеугольным камнем постмодернистских обращений к изучению истории: каждое место само по себе, а Гегелю места нет; нет единого исторического пути развития. Надо выбирать субъективность и фрагментацию, дабы не быть одураченным теми, кто претендует на истину. Однако эти принципы постмодернистской мысли не особо помогли в деле возвращения России в более широкий исторический нарратив. В самом деле, поле исследования, в котором большинство источников были написаны монахами и государственными клерками (дьяками), не слишком привлекательно для историков культуры, выросших в светскую эпоху.
В зависимости от ракурса история взлета Запада является рассказом или о триумфальном шествии, или об агрессивном империализме. Вне зависимости от того, что в нем видится, – расширение богатства, свободы и счастья или джаггернаут капиталистической эксплуатации, европейцы покорили немалую часть Нового Света, а те страны, где они не поселились, оказались под их экономическим и политическим воздействием. В незаконченных исторических дебатах, окружающих эти вопросы, изучение России позволяет сказать новое слово. Россия не развила ни политических учреждений, основанных на представительстве (как и большинство европейских стран в раннее Новое время), ни обширной литературной культуры. Но несмотря на всю ее пресловутую отсталость, европейцы так и не завладели Московией, хотя некоторые хотели бы. В Смутное время (1598–1613), травматический период, когда Московия перенесла голод, пресечение династии, иностранную оккупацию и гражданскую войну, планы колонизации Московии Якова I были скорее мечтой курильщика опиума, чем реальным стратегическим планом, но даже если оставить этот несущественный эпизод в стороне, вполне бесспорно, что взгляд английских купцов на Московию был империалистическим85. Когда в 1570‐х годах в Англию в роли торгового представителя царя приехал привилегированный купец Осип Непея, английские придворные сочли его образцом поведения, а члены Московской компании обвинили его в упрямстве. Очевидно, он был виновен в том, что пытался договориться о равноправии России86. Если поместить этот эпизод в более широкий
