рти и больше – радости существования. Наша жизнь продолжается. В этой традиции, которую мы соблюдаем каждые два года, есть нечто странное: чем больше утешения и успокоения она приносит, тем страшнее это тихое чувство вины. Пять университетских друзей, разъехавшиеся по миру, каждые двадцать четыре месяца собираются вновь, чтобы встретить Новый год. Мы устраиваем праздник, но это одновременно и наказание за ужасные события 1999 года. Иногда я задаюсь вопросом, зачем мы с собой это делаем.
Горе и чувство вины сплавились воедино, в цепь, которая с годами стала немного длиннее. Иногда я забывала про нее. Но попытайся бежать – и эта цепь жестко останавливает тебя, привязывая, как дворового пса, к тому, что случилось 31 декабря двадцать лет назад. Может, у других так же, не могу сказать наверняка.
Двадцать лет. До меня наконец дошла очередь организовывать встречу. Меня всякий раз отправляли в конец очереди не специально. Просто каждый раз в год Гаэль менялись обстоятельства. У кого-то была идея получше, или инсайдерская информация, или предложение, от которого мы не могли отказаться. Но в 2019 году вся ответственность за встречу Нового года была на мне.
Мое предложение насчет шале победило сразу. Конечно, я бы предложила им и другие варианты, но ничто не могло сравниться с шале в Швейцарских Альпах. Там было всё: большая кухня, достаточно места, чтобы каждый из нас мог уединиться, камин и уютное чувство защищенности от зимы. Идеально для двадцатилетия нашей дружбы. Это должен был стать наш лучший Новый год. Но он оказался последним.
Остались бы мы друзьями без совместно пережитой травмы? Если бы Дхан до сих пор был с нами, был бы у нас повод встречаться каждые два года? По моим воспоминаниям, мы были самыми близкими друзьями, просто не разлей вода, и такими бы навсегда и остались. Но сколько из этой близости образовалось уже потом? Возможно, мы впятером так привязались друг к другу, чтобы заполнить пустоту. Пустоту там, где должен был находиться шестой.
Дханеш. Я представила себе его лицо, блестящие черные глаза, подвижные, как летучие мыши, брови, белые зубы в заразительной улыбке. Его голос с южно-лондонским прононсом. То, как он переигрывал, смеха ради изображая индийский акцент. Я закрыла глаза и вздохнула. Прошло двадцать лет, а я всё еще скучала по нему.
Мой разум сорвался с поводка и отправился назад, в ту ночь двадцатилетней давности. Я пыталась одернуть себя и вернуться к мыслям о настоящем или будущем, но путь в прошлое был проторен и слишком хорошо знаком. Невозможно двадцать лет думать об одном и том же и внезапно перестать. Разум так не работает. По крайней мере мой.
Гаэль, 1999
Загородный выезд был идеей Дхана. Где-нибудь в глуши, подальше от шумихи и ожиданий, дерьмовых фейерверков и паршивых вечеринок. Только мы и природа – так мы провожали бы тысячелетие. Мне было удивительно видеть, что мистер Душа Вечеринки отказывается от участия в торжествах, которые случаются раз в жизни, но он настоял на том, что эта ночь должна быть преисполнена смысла. И даже произнес это с ударением на каждом слоге.
Мы согласились. Конечно же. Куда еще мы бы поехали и с кем? Мы всегда были вместе, когда происходило что-то значимое. Что еще важнее, когда незначительное – тоже. Мы были лучшими друзьями, уютной камарильей, и сейчас, смотря в прошлое, я бы описала это как нездоровую созависимость. А двадцать лет назад я даже не знала такого выражения.
Совершенно неожиданно Мика предложил место недалеко от Праги и рассказал про озеро. Симона запротестовала – потому что это то, что всегда делает Симона. Нырять в ледяное озеро – с ума сошел? Оно может быть грязным, и мы все заболеем! А если с сауной что-то пойдет не так? Вокруг не будет ни души на многие километры! Кто нас спасет?
Когда Симона ругалась, ее голос становился выше, и лучше слышался французский акцент. Из-за такой театральной манеры над ней легко было шутить, хотя она и озвучивала наши собственные страхи. Каждый придерживался своей обычной роли. Дхан шутил: надел ее шелковый шарф, как плащ супергероя, и обещал спасти ее. Ловиса сидела рядом с ней, держа за руку и развеивая ее опасения практичными ответами. Кларк дразнил ее, говоря, что она французская королева драмы, а Мика играл отца семейства. Он всё повторял, что его семья выезжала туда каждый год, и никто даже царапины не получил. Дхан изобразил дельфина Флиппера: руки по швам, тело качается поплавком, глаза широко открыты, рот расплылся в широченной улыбке. Никто не мог устоять перед сценкой с дельфином, хотя вряд ли такой нашелся бы в чешском озере.
Надвигающееся приключение выглядело как уход от обыденности. У нас была возможность поучаствовать в чем-то особенном, и я, черт возьми, не могла уронить репутацию нашей женской половины. Выбрав момент, я объявила, что прыгну в ледяное озеро и никто не сможет остановить меня. Ловиса дала мне пять. Протесты Симоны увяли до пожиманий плечами и вздохов – пока она не увидела озеро.
Мы провели Рождество по отдельности, и теперь нам, как и полагается, до одури хотелось сбежать. Все наши самолеты и поезда
