с низами его. Тренькал звонок, доносился голос продавщицы: «Три ящика с консервами – давай быстрей!» Ящики в лифт, туда же накладную на них. Нажимали кнопку, в торговом зале с лязгом открывались дверцы. В обед со всех собирали по двадцать копеек, из обрезков мяса уборщица варила и жарила вкусную еду, в ресторане она стоила бы пять рублей. На десерт актировали якобы разбитую банку с персиками. Тем же способом добывалась водка. Было дружно, продавщицы смеялись до упаду за общим обеденным столом. Самуил Абрамович грустно посматривал на свою рать. «Мальчики вы мои, девочки…» – вздыхал он. К закрытию магазина продавщицы, все молоденькие, в одинаковых светло-голубых беретиках, становились крикливыми, злыми, какая-нибудь да напивалась под возмущенные крики покупателей. Самуил Абрамович производил короткое дознание: «Ах, Маня, Маня, народ же все видит, и бог тоже…» Не наказывал, ограничивался внушением. «Дети, несчастные дети…» – жалеюще говорил он Алеше, которого выделял, которого ценил за честность и трезвость. У завмага побаливали ноги, нетвердой походкой передвигался он вдоль мешков и ящиков, считал и записывал, часто хватался за сердце, но слух, зрение и прочие чувства сохранил в неизрасходованности. Когда потерявшая стыд продавщица пронеслась как-то мимо в одной комбинашке, он признался: «Грехов за мной, Алексей, уйма, и такими юными тоже пользуюсь, но скажу тебе – они, эти нынешние, в восемнадцать лет уже старухи…»
Работал Алеша через день, с открытия до закрытия. После пяти вечера – никакой выгрузки, сиди и жди, когда мягко опустится кабина лифта с тарой и продавщица попросит ящик водки или рыбных консервов. Однажды лифт не пошел вверх, потому что не замкнулся дверной контакт. Алеша сам бы мог починить, но остерегся: грузчик не обязан разбираться в электричестве! Пришел электрик, один на оба магазина. Однажды все лифты вообще остановились, и опять в магазинные низы спустился электрик, выругался, пообещал кому-то набить морду, поднатужился и надавил на рукоятку рубильника – лифты заработали. Когда он ушел, Алеша открыл сборку и внимательно рассмотрел все соединения в ней. Заводской брак: рубильник был неправильно собран, при включении правый крайний нож чуть-чуть не доходил до губок, а без одной фазы моторы не включались, лифты не работали, транспортеры тоже.
Через день работал – и почти ежедневно встречался со Светланой. Он уже много знал о ней. О Михаиле Ивановиче мать не сказала ей правды. Обещал жениться, но погиб – такая версия была втемяшена в детскую головку. Года три или четыре жил с ними муж матери, но так и не осмелился стать главою семьи, ушел незаметно, алименты единоутробной сестре Светланы платил исправно, что, наверное, большого труда не представляло: 28 рублей в месяц – не деньги. Мать получала 134 с копейками, сама же Света – чуть больше сотни. Есть возможность переехать в кооперативный дом, да где ж у них 4200 рублей на двухкомнатную квартиру, где?
О себе он не говорил, не рассказывал, и она его ни о чем не спрашивала и ничего, кроме имени, о нем не знала. И что
