щекам возмутили Комова, и он взмахнул руками, открывая глаза.
Рядом с ним стояли много людей, один из которых был врач.
– Что случилось? – гулко сказал он, – сколько я был в отключке.
– Сергей Михалыч, минут десять. Нужно в госпиталь, очень похоже на микроинсульт, я бы не рисковал.
– Какой госпиталь Саша, шутишь? – Комов чувствовал слабость, но даже себе в этом признаваться не хотел.
– Нисколько, товарищ Комов, это моя настоятельная рекомендация.
– Я тебя услышал, Александр Фёдорыч. Стеблов, – позвал он.
– Я, – послышалось из-за спин.
– Ваня, я хочу увидеть вторую запись.
Монитор притащили к кровати, уговорив Комова не вставать.
Когда «снежок» пропал, взгляду всех смотрящих предстала практически та же самая картина, но…
Капсула отдалилась от летящей сквозь космос глыбы, над которой по-прежнему парили, вращаясь обломки корабля. Эта картина резала глаз Комову, доставляя боль. Слишком много душевных сил вложено было в этот проект, в этот корабль. Одно лишь удивляло Комова и дарило странную надежду, которая была скорее соломинкой.
– А где тела?
*блокировка от реликтового излучения и защита от космической пыли
Глава 3. Вдох-выдох
Шумное дыхание мешало спать. Кто так мог пыхтеть Володька догадывался. Это Женька Молоков, который вечно сопливый, то храпит, то пыхтит. Как он забрался к нему в кубрик. Мысль удивила, глаза было открывать лень. Почему-то болела голова и ребра. Вроде бы он давно ни с кем не дрался. Стёпа Ханов давно на него не прыгает, а другие босяки из их детского дома знают, что к нему лучше не лезть. Псих, такая погремуха к нему приклеилась, после того как он избил Ханова до такого состояния, что проблем потом было выше крыши. Дело замяла директриса.
Какой блин Молоков? Мысль вспыхнула и погасла.
Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Сознание вместе с памятью возвращалось толчками. Это его дыхание такое шумное. Глаза было сложно разлепить, при этом он почувствовал движение. Его тело двигалось. Сквозь веки заморгал красный свет. И тут же Владимир открыл глаза.
Чернота, пронизанная редкими иглами звезд, размазывалась от моргающей внутри шлема аварийной лампы. Он сосредоточил взгляд и понял, что скафандр предупреждает об утечке кислорода. Последние минуты перед провалом памяти, перед его отключкой, нахлынули разом, обжигая сознание. Он дёрнулся и тут же ощутил вращение.
Идиот. Звезды исчезли. Он увидел поверхность астероида, вокруг которой плыли обломки их корабля, вперемешку со скафандрами.
Живой. Пронзила мысль. Надолго ли. Мысль-реалист оказалась рядом, вгоняя в депресняк.
Между тем его критический ум уже пытался считать количество видимых скафандров. Он же отметил, что они просто висят над поверхностью объекта, а не вращаются как он, а значит никто из них не очнулся ещё.
А
