и положила руки ему на плечи:
– За меня не беспокойся, почитаю или посмотрю СВ.
Алексей зашел в свою комнату, переоделся, мужские губы прикоснулись к подставленной бархатной девичей щечке, хлопнула, закрываясь наружная дверь.
Музыку он услышал еще на подходе. Неплохой баритон под аккомпанемент гармошки вытягивал:
За чубы казацкие, голову на плаху.
За чубы казацкие, разведу костры.
Чем то неуловимым, то ли рваным ритмом, то ли словами она напомнила Алексею кавказские песни. Открыл дверь.
– Любо! – дружно грянули два десятка хмельных голосов, он на миг застыл на пороге.
Столовая преобразилась кардинально, в плазменные панели– несколько метров высотой и шириной, заменявшие окна, на фоне межзвездной черноты и белесой мути далеких звездных скоплений сверкали мертвенным светом красные, белые, голубые и желтые огоньки далеких звезд. С противоположной стены, с картин, висевших вперемешку с шашками, вглядывались в людей казаки с оружием и без него, в походе и на отдыхе. Столы ломившегося мясными блюдами, диковинными закусками, часть из них Алексей не сумел опознать, и, пузатыми бутылками с броскими надписями, сдвинули в центр в одну линию; два десятка в разной степени хмельных казаков из отдыхающей смены дружно подпевали гармонисту в углу, перед кирпичным баром с длинной полированной стойкой, который наигрывал незнакомую мелодию. Появление Алексея разгоряченные гости не заметили, лишь именинник, во главе стола и, лицом к входу, приветственно поднял руку и крикнул отодвигая стул по соседству:
– Давай ко мне паря!
За письмо едренное турецкому султану.
За письмо правдивое русскому царю.
Пока Алексей шел к имениннику, высокий, поджарый, с опасным взглядом горящих глаз и сухим лицом, казак, в синей гимнастерке с расстегнутым воротом, вскочил из-за стола. Двигаясь плавно, словно большой хищник, вышел к стене с портретами. Вытащил две шашки. Клинки поднялись к потолку, скрестились, разбрасывая полированным металлом зайчики. Малый миг стоял неподвижно, ловя мелодию.
Зафланкировал с шашками, лихо притоптывая сапогами закружился в такт песне. Начал с простой мельницы. Победно запел, завыл пластаемый воздух. Серебристая полоска острого металла справа наотмашь рубанула невидимого противника, второй клинок словно догоняя, полоснул следом. А первый уже молнией летит слева вниз. Словно живые, клинки порхали вокруг тела, одновременно стремительно вращаясь в ладонях. И все это на немыслимой скорости. Раскрасневшиеся казаки пронзительно засвистели, заулюкали, один азартно захлопал ладонями по столу. И столько было в «танце» силы и какой-то хищной грации, что Алексей невольно остановился и несколько мгновений словно завороженный глядел на представление расширенными от удивления глазами. Он считал себя неплохим бойцом, но то, что демонстрировал казак было нечто запредельное. Он знал только одного бойца равного по мастерству–покойного
