но недавно заплатила первый взнос за квартиру в Роли и через пару недель собиралась туда переехать с Китом.
Невзирая на жару, Анна была одета в черное, в ушах у нее красовались по две серьги, а губная помада, на мой взгляд, могла бы быть и побледнее. К тому времени я уже привык к готическим предпочтениям дочери, но когда Анна села, вновь поразился, как она походит на Джейн. Анна раскраснелась, скрестила руки на груди, словно пытаясь собраться с силами.
– Мама и папа, – объявила она, – я кое-что должна вам сказать.
Джейн отложила каталог. Видимо, по голосу Анны она поняла: случилось что-то серьезное. В последний раз, когда дочь вела себя таким же образом, она сообщила нам, что собирается жить с Китом.
Конечно, она взрослая, и я ничего тут не могу поделать.
– В чем дело, милая? – спросила Джейн.
Анна перевела взгляд с матери на меня, потом снова на нее и глубоко вздохнула.
– Я выхожу замуж, – ответила она.
Я начинаю подозревать, что дети существуют исключительно ради того, чтобы огорошивать своих родителей всяческими сюрпризами, и Анна – не исключение.
Честно говоря, все, что связано с детьми, – это сплошной сюрприз. Обычно люди жалуются, что первый год брака самый трудный, но только не для нас с Джейн. И седьмой год, переломный для многих пар, мы тоже пережили благополучно.
Для нас самым нелегким временем (не считая, конечно, последних нескольких лет) оказались годы, последовавшие за рождением детей. Некоторые люди, особенно бездетные, представляют себе этот период, точь-в-точь как изображено на открытках, с розовыми пухлыми младенцами и счастливыми родителями. А Джейн до сих пор называет его ненавистным. Иронически, разумеется, но все-таки сомневаюсь, что она согласилась бы пережить это еще раз.
Ненавистный – потому что были дни, когда Джейн ненавидела буквально всех и вся. Она ненавидела свою фигуру. Ненавидела женщин, у которых не болела грудь и которые по-прежнему влезали в старые платья. Ненавидела свою кожу, сделавшуюся жирной, и прыщи, появившиеся у нее впервые со времен отрочества. Но сильнее всего Джейн раздражали, во-первых, недостаток сна, а во-вторых, как следствие, рассказы других матерей, чьи новорожденные дети спокойно спали ночами. Фактически она ненавидела всех, у кого была возможность проспать более трех часов подряд, и порой даже меня, как непосредственного виновника событий. В конце концов, я не кормил грудью и после долгого рабочего дня просто не имел иного выбора, кроме как отсыпаться в комнате для гостей, чтобы наутро вновь приступить к каким-то осмысленным действиям. Я уверен, что рассудком Джейн прекрасно все понимала, хотя порой вела она себя с точностью до наоборот.
– Доброе утро, – говорил я, когда жена, пошатываясь, заходила на кухню. – Как дела?
Вместо ответа она нетерпеливо тянулась за кофейником и вздыхала.
– Опять не выспалась? – наугад спрашивал я.
