и сознавать, что полотно жизни, до этого светлое, яркое и бесконечное, становится куцым, тусклым и помятым. А ведь в стиральную машинку его не засунуть, утюгом с паром не выгладить. Наощупь-то Римма Васильевна еще ничего, но усушка и утруска налицо и на лице, чего скрывать. Женой для него она, конечно, быть не перестанет, а все-таки уже не то. Главное, и в характере ее сделалась пересортица. Утром за завтраком, если муж говорил: «сегодня тепло будет», то в ответ обязательно следовало: «подожди, к обеду дождь будет, вон там, смотри, туча, а за ней и другая». «Да не туча это, а облако!» « А я тебе говорю – туча!» На этом муж умолкал. Помнит, мать учила уму-разуму. Ты, говорит, Степа, лучше молчи, в семье тихо будет, сколько грому не греметь – солнышку все равно быть. Хотя досада не проходила, тлела весь день.
Поэтому ничего хорошего от будущего Степан Петрович не ждал. Все хорошее уже произошло, иссякло, на него, наверное, тоже имеется свой лимит. Зато прошлое теперь выглядело, как самые лучшие годы. Сначала он служил в армии, дошел до капитана, но большая часть жизни была связана с гражданкой, когда попал на завод. Взяли его начальником второго отдела. Отдельный кабинет, стол, телефон, две печати: одна для документов, другая на железную дверь. Приходит к нему, скажем для примера, слесарь или металлург, или начальник цеха – неважно кто: «– Степан Петрович, подмахните заявление – в отпуск иду!» А он: «– Тут не подмахивают! Тут, милый мой, оборону страны берегут. Предъяви военный билет. Куда едешь? На сколько? Как с тобой связаться в случае обострения международной обстановки?»
Степан Петрович – картотеку из сейфа, а там как в аптеке – по алфавиту: группа запаса, звание, отдел, цех, специальность…Найдет нужную фамилию, все сверит, внесет запись. Обстоятельно, со значением. Хоть в первый раз военнообязанный сюда пришел, хоть в десятый. И лишь потом – резолюцию, подпись. На 23 февраля форма одежды – парадная. Идет по коридору, шаги печатает, взгляд мужественный – у всех, включая женщин, рука к голове сама тянется честь отдать. На совещании его место рядом с главным инженером, чтобы директор в нужную минуту мог обратиться: «– Степан Петрович, как у нас с резервами? Укладываемся в норматив?» Вопрос, между прочим, по важности и значению – второй после госзаказа. А в сущности, пожалуй, первый: завод-то цветной металл выпускал, по секретным каналам предписывалось иметь постоянно наготове столько-то сотен тонн рулонов на снарядные гильзы. Или патроны. Или для каких других неотложных задач.
«– Степан Петрович, вы уж проследите», – просит директор. Степан Петрович поднимается по привычке со стула, руки по швам: «Так точно!» Об обязанностях ему напоминать не стоит. С его-то армейской подготовкой. Мысленно он постоянно на том складе, как на посту новобранец. Назначена проверка на такое-то число – будет даже при землетрясении в девять баллов! Петрович лично все перевесит, учтет до последнего килограмма, опломбирует каждый замок, затворит за собой дверь, ключ – в сейф.
Внешне Степан Петрович выглядит строгим, мужественным: пиджак – на все пуговицы, глаз с прищуром. А как улыбнется – до самого крайнего зуба – куда что делось! На вечерах по праздникам в Доме культуры
