Широ, и я постарался абстрагироваться от начавшегося в зале торга и глубоко вздохнул. И правда, боюсь, постепенно всё проще начинать кидаться жуткой всепожирающей тьмой. А потеря контроля над маной для таких как я, означает выброс силы.
«Не волнуйся, не сорвусь. Спасать всех рабов тут не могу, только если подвернутся на пути».
«Понимаю, тебе неприятно смотреть на такое обращение с разумными, но всех… спасти нельзя».
Наш сосед, старик в чёрной маске также начал делать ставки, борясь за каждого, но отказываясь, если ставка ушла больше шести сотен, если кому-то слишком понравился один из рабов. Он испытывал жалость.
– Я даже не знаю, что отвратительнее: Палладиус или те, кому нужна чья-то жизнь для удовлетворения извращённых желаний. Первый жаждет силы и потому использует людей как расходный материал, потому что он жаждет могущества и бессмертия. Это понятная мне причина и цель, проблема лишь в методе. Но, а этим просто нужны рабы для удовлетворения своих извращённых желаний, потому что им хочется обладать телом прекрасной эльфийки и они не могут смириться с невозможностью этого, – сказал я тихо. Неожиданно ответила та, кого я совсем не ждал услышать сейчас. Канал с Лайзой оборвался, так что она не ощутит присутствия.
«Палладиус убил кратно больше людей, извратил их души, хотя да, они себя уже не осознают. Но всегда это лишь вопрос масштаба. Люди сами управляют судьбой, трансцендентные не могут следить за всем миром, даже если научатся великолепно разделять своё внимание. Не могут заступаться за каждого, и не будут, если тот их не интересует. Если произошедшее не представляет угрозы для общей картины. Даже в тех мирах, где трансцендентные решили практически прямо править. Сильных не интересует копошение миллионов и миллиардов жучков, пока вся система в относительной стабильности. Кроме того, конец у всех один: перерождение ядра души, или уничтожение, если им не повезло столкнуться с Разрушением», – сказала Инис, очевидно также видя происходящее.
«Я прекрасно понимаю, во вселенной столько живых разумных, что у меня нет названия для их исчисления, только угадывать степени десятки. Жизнь нескольких ничего не значит. Меня бы и самого не волновало, ведь сколько я сидел в Веймаре, никогда не пытался заделаться правосудием в ночи, это не моё дело. Но когда смотришь на них, это становится немного личным. Одно дело знать, что где-то мир полон несправедливости, что там множество тёмных магов и просто ублюдков. Пока они не угрожают общему порядку можно оставить разбираться с ними специалистов. Но свершено другое дело смотреть, на бьющуюся в агонии душу, которую сковали и подавили волю».
«Ну так вступись, как делал раньше. Чья-то судьба останется неизменной, чья-то сделает крутой разворот. Разве ты не волен делать, что хочешь, хотя бы по праву силы?» – ответила она мне странным тоном, словно удивляясь, что я всё ещё сижу на месте.
«Мне нужно спасти драконитку, это, как понимаю, важнее для общей картины. Кроме того, боюсь, её судьба может быть
