понимаю? Разве ты говоришь не на греческом?», – я решила, что чем больше буду задавать Рису вопросов, тем быстрее пойму, что со мной происходит.
«Я не говорил, что я из Греции».
Я хмыкнула и пошла собирать рюкзак для прогулки на пляж. Руки наткнулись на бархатное покрытие шкатулки. Она все еще была в рюкзаке. Я вытащила ее и открыла. Лучи солнца падали прямо на флакон рубинового цвета и он окрашивал часть ближайшей стены в комнате в такой же рубиновый цвет. Я присмотрелась. В нем, как и вчера, плескалась золотая жидкость. Пить ее я больше не намеревалась.
Я нервно ощупала свои уши. Они оставались непривычно острыми.
Может быть, мне стоит пойти не на пляж, а к Стене? Чтобы разобраться с тем, что со мной случилось?
Итак, вариантов немного. Либо я принимаю то, что сошла с ума и лечусь, либо не принимаю, и тогда что? Первый вариант мне все же показался более страшным, поэтому я уцепилась за второй. Надо понять, что со мной произошло. Неужели я превратилась в фейри? Это случилось из-за того, что я выпила зелье?
«Джин, ты собираешься на пляж? Я бы не рекомендовал тебе ходить к Стене. Не все фейри, знаешь ли, хорошие».
Я засмеялась.
«Не волнуйся, я вообще не считаю, что есть хорошие фейри».
«Тогда что ты задумала?».
Я положила в рюкзак бутылку с водой и сэндвичи. Теперь, когда я знала, что даже Рис не одобряет моей идеи пойти к Стене, мне было немного не по себе от того, что я собиралась это сделать.
Я закинула рюкзак на плечо и, выйдя во внутренний дворик, замерла.
Передо мной, на лужайке, возле недавно распустившихся калл, стоял вороной арабский мустанг. Его гладкая шерсть цвета обсидиана сияла на солнце. Он в упор смотрел на меня. Я не ошиблась бы, если бы сказала, что в его глазах плещется древняя тьма. Казалось, он был лишь сосудом для хаоса. Я невольно отпрянула. Конь заржал и встал на дыбы. В воздухе просвистела стрела.
Я, не успев задуматься о том, что делаю, мгновенно прыгнула вверх, заслонив собой мустанга от стрелы. Мое левое плечо взорвалось болью.
Я упала на землю, ударившись плечом, и закричала от сильнейшей боли, которую я когда-либо чувствовала. Со всех сторон нас с мустангом окружали фейри. Они взяли нас в кольцо. У коня расширились ноздри, словно он принюхивался, а потом лужайку озарила вспышка света. Теперь рядом со мной стоял не конь, а мужчина. Скорее всего, он тоже был фейри. Но все они почему-то отличались от меня. Их кожа была серого оттенка, а глаза и волосы – чернее ночи. Мужчина оказался красивым, и его кожа не была серой: строгие, завораживающие черты лица. Его величественная красота зачаровывала и пугала меня. Он, как и я, отличался от остальных.
Я осознала, что все это время, всхлипывая, и пытаясь не потерять сознание, лежу на лужайке перед домом, держась здоровой рукой за стрелу в плече.
Мужчина присел передо мной на корточки.
– Вихри Урда! – воскликнул он. – Я пришел сюда, чтобы забрать принадлежащее мне. Но уйду отсюда, приобретя вдвое больше.
Меня до дрожи напугали его
