особое задание или, возможно, опасная встреча с нацистом?
Она обдумала вопрос.
– Однажды офицер засёк меня во время комендантского часа, но я сказала, что иду домой с работы. Сунула ему в лицо поддельное разрешение и устроила этому ублюдку такую взбучку – в итоге он меня отпустил.
Тата с трудом сдержал довольную улыбку.
– Впечатляет! – сказал он и повернулся к маме: – Ты согласна, Наталья?
Мама сидела, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди. Когда он обратился к ней, она закрыла глаза, помассировала переносицу и вздохнула.
Я ещё какое-то время возилась с шахматными фигурами, а потом часы пробили одиннадцать. Я выглянула в окно и увидела, как грузовики с громкоговорителями, грохоча, проезжают по улице, объявляя о начале комендантского часа. Я никогда раньше не нарушала комендантский час. От такого вызывающего неповиновения у меня по коже побежали мурашки, однако в голове раздался осуждающий голос Ирены. Я заставила его замолчать. Рассеянность мешала мне в шахматах, и она же помешает работе в Сопротивлении. Игра проиграна тогда, когда ты допускаешь ошибку.
Ирена встала и, прежде чем выйти, одарила моих родителей натянутой улыбкой на прощание. Когда я вышла следом, она уже преодолела половину лестничного пролёта.
– Подожди, – сказала я на бегу, пытаясь нагнать её.
– Говори громче! Немцы в Гамбурге не всё расслышали.
Я оставила это язвительное замечание без ответа. Ирена держалась в тени, отчего мне было ещё сложнее следовать за ней. Я не заметила, как она резко свернула в переулок, и сделала пять шагов в неправильном направлении. Осознав, что иду не туда, я развернулась.
– Мы заметаем следы? – спросила я у Ирены, когда снова догнала её.
– Ты хоть представляешь, какая ты надоедливая?
– Я же пытаюсь учиться!
– Что ж, если ты так ждёшь, что я преподам тебе чёртов урок, слушай: ты заноза в заднице.
Не дожидаясь моего ответа, Ирена снова повернула. Каждое её движение было отточенным и незаметным, она шла лёгкой поступью, сливаясь с ночью. Ирена была сосредоточенной и решительной, и, если бы она так сильно меня не раздражала, я бы почти впечатлилась.
– Для учительской дочки учишь ты так себе, – сказала я через мгновение.
– Слава богу. Учительство – мамина страсть, а не моя. Я больше похожа на отца.
– Он так же много ругался? – Я хитро посмотрела на неё, но Ирена не закатила глаза, как я ожидала, а усмехнулась:
– Всегда, если мамы не было рядом.
Она поправила цепочку на шее, и её лицо приобрело задумчивое выражение. Очевидно, отсутствие презрения или издёвки в её ответе было непреднамеренным, потому как она прибавила скорости и помчалась по соседней улице.
Я чуть не налетела на сугроб.
– Знаешь, меня быстрее заметят, если я продолжу бегать за тобой по твоей прихоти. И ты не сможешь за мной присматривать,
