что говорилось в официальном письме, присланном нам домой. На этот раз на их лицах застыл ужас. Что может быть хуже? За что мне такое несчастье?
«Да ладно, ничего, – снова заговорила Хелена. – Просто это новая общага, на отшибе от типа всего на свете».
Ну что же, по крайней мере, я буду знать, где центр кампуса и где предпочтительнее жить.
«В Уоррене я вообще никого не знаю», – добавила Хелена, как будто я еще не поняла, кто она такая.
«Келли запихнули в Уоррен», – сказала ей Габи.
Это была девочка, чья музыка привела меня к ней на этаж, а убийственное молчание заставило безмолвно убраться обратно. Понимание этого упало в мое сознание как монетка в прорезь, когда я стояла и пялилась на то, как она пялится на меня. «Келли. Ну да, конечно. Тебя же запихнули в Уоррен». Она дружила с этими девочками, но тогда, сидя в гостиной Хелены, я ничего об этом не знала и ждала, когда мы отправимся на ланч.
«А, действительно. Это дерьмово», – сказала Хелена.
По пути в ресторан Хелена взяла Габи под руку и пошла с ней по тротуару впереди меня. Я старалась не отставать, чтобы слышать их разговор. «Вау, Габи. Мы уже в следующем классе», – сказала она.
Я не знала, что и сказать. Зациклилась на мыслях о большой Сьюзи и моем бестолковом общежитии. Легкая опьяненность полной неизвестностью уступила место уверенному унынию. После ланча в кафе универмага Neiman Marcus (американская сеть люксовых универмагов. – Прим. пер.) (мама побаловала меня несколькими двадцатками), Хелена вызвала такси. Я думала, что мы с Габи отправимся домой. Раньше, чем я рассчитывала – ничего хорошего не произошло, а я так надеялась на что-то хорошее, – но в поезде я испытаю облегчение. Может быть, мы с Габи поговорим. У нас есть общие темы: Коннор, летние вечера в нашем городке и эта громадная нью-гэмпширская школа, в которой мне предстояло дебютировать.
Хелена шагнула вперед, чтобы открыть мне дверь такси. Так любезно, так по-взрослому, ведь в конце концов она была дочерью очень известной матери. Я скользнула на сиденье. «Северо-западный вокзал», – крикнула она водителю, захлопнула дверь, и машина отъехала от тротуара. Рядом с ней стояла Габи. Они избавились от своей обузы.
За окнами машины проплывали городские кварталы. Я с интересом разглядывала затылок водителя. А он заговорит со мной? А что мне ему сказать?
Все было нормально. Разве четырнадцатилетняя девочка не может ездить на поезде одна? Но все-таки я подала голос и попросила водителя отвезти меня не на вокзал, а в офис к отцу. Моему появлению там в разгар дня не удивился никто, кроме папы, и я спокойно читала в кресле, дожидаясь, когда мы с ним поедем домой.
Теперь я была самой настоящей школьницей с отстойной старшей и местом в общаге у черта на куличках, но бедной Габи все равно приходилось ездить в школу и обратно вместе со мной. Об этом договорились наши матери, и я искренне сочувствовала бедной Габи. Я бы с радостью садилась на автобус в Бостон и добиралась до аэропорта самостоятельно,
