гордой, когда нет ответственности перед близкими людьми – детьми, родителями.
– Что вы все на меня накинулись? – спрашиваю с болью в голосе, и на глаза выступают горькие слёзы.
– Пойми, Вера, я не запрещаю тебе приходить к нам, – говорит мама чуть спокойнее, – но просить у нас помощи, это верх наглости и цинизма. Нам самим нужна поддержка, которую ты нам не оказываешь.
– Может, Викентию попробовать устроиться на работу? – не выдержав, выпаливаю я.
Тут же получаю виртуальные оплеухи от всех членов дружной семейки.
– Ты всегда много болтаешь, там, где надо заткнуться и промолчать, – шипит Кира. – Как мы живем, не твоего ума дело. Ты со своей жизнью не справилась, – хмыкает довольно. – Я открою тебе Вселенную, знай, Заучка, чтобы нравиться мужчине, не обязательно его содержать, как ты это делала все эти годы со своим мужем! Сама виновата, что не смогла заставить его тратиться на себя! Вот, мой Вик меня содержит, потому что я умею с ним правильно общаться, не ставлю себя выше него.
– Тебя содержат наши родители, потому что ты мама их внучки. Не Вик! А я люблю свою жизнь, работу, себя, такой, какая я есть. Я себя полностью устраиваю!
– Какая разница что ты любишь, – мама снова защищает всех, кроме меня. – Ты хороводила с мужем, мы говорили тебе, что он козел с первого дня. Не слушала. Считала себя умнее нас!
– Вы про всех моих друзей так говорили, что они – прохиндеи и бездари.
– Тебе лишь бы спорить, – с отчаяньем выдыхает отец. – В этом ты вся!
– Не нравятся наши нравоучения? – хрипит Вик, – тогда вали отсюда, из моей квартиры. Мы тебя не звали!
Темный взгляд как бритвой полоснул по лицу.
Расправляю плечи, в шее хрустят позвонки. Тру пальцами виски.
– Пойду… Зря пришла.
– Нервная ты, дерганая, а срываешься на нас из-за своих неудач, – констатирует отец.
Прокручиваю в голове, всё, что мне когда-либо говорили родители. Ни одного доброго слова.
Всегда засеивали платформу моего мозга сорняком: «ты плохая, глупая, неудачница».
Ни разу никто из них не сказал: «Верунчик, ты славная девушка, у тебя все получится!»
Вижу по темным глазам мамы – ей плевать на меня. Больно-то как.
Почему так?
Почему ко мне такое отношение?
Я никогда не напрягала родителей. Слушалась, училась, была тенью брата. Все внимание было приковано к нему – дерзкому, борзому бунтовщику. В его послужном списке – аварии, гулянки, прогулы… и безграничная любовь родителей.
В моем – полное подчинение и безразличие со стороны матери и отца.
Может, мне тоже надо было бунтовать? Тогда бы заметили?
Поздно, сейчас могу только встать и уйти. Так и поступаю. Встаю.
– Я должна уйти? – риторический вопрос, словно в пустоту.
Опускают глаза, молчат. Ждут, чтобы ушла.
– Как
