лобатам, – уже замахивается ящиком над моей головой Миша. Чуть успеваю увернуться и отмазаться. Парень смотрит на меня взглядом "почему за всех всё должен делать я"и опять ныряет в коробку головой.– Мам, а теперь выключи меня.
И понеслась!
23 октября
Приходит печальный Миша: отец решил, что целого часа мультиков ребенку – по-за глаза, а вот сам Миша имел на этот счёт своё четко сформулированное мнение. Мультики должны не кончаться, думал Миша, как лето в песне Аллы Пугачевой. Поэтому случился и коллапс, и кризис, и сложная семейная сцена, в которой у отца – непреклонные тон и взгляд, а сын трясёт нижней губой и отправляет одинокую слезу в путешествие по щеке. И вот уже он на пороге спальни, горестный, как шекспировская Офелия, и такой же обречённый. Дрожит губой и плаксивым речитативом объясняет мне, что хотел много мультиков, очень много, а папа, папа… И падает животом на кровать как подкошенный.
Поэтому, что же там – папа, остаётся для меня загадкой. Но судя по скорбной фигуре на кровати:
1. папа – вообще злодей. Потому что
2. папы – это всегда праздник, салют, фейерверк и мультики рекой, это все знают. А тут такое.
Но в критической ситуации мама может пригасить накал. Ну и для контраста, конечно, тоже: добрый и злой полицейские – mode on.
– Миша, – говорю я голосом опытного коммивояжёра, – а знаешь, ЧТО лежит в кухне на подоконнике?
Безутешный градус Мишиной спины любопытно вздрагивает.
– Чипсы с сыром! – продолжаю я уже голосом Леонида Якубовича при начитке призов.
На меня с надеждой смотрят два блестящих глаза.
– Встань и иди, – здесь легко догадаться, кого я косплею. – И съешь их все!
И уже в счастливо летящую на кухню спину кричу:
– И если папа сказал, что хватит мультиков, значит, точно хватит. Папу надо слушаться!
– Да! – долетает из кухни сквозь характерный хруст.
А всё потому, что я прирождённый педагог, бичез!
25 октября
Миша очень умно поступил, что родился похожим на меня.
Вот смотрю я на этого безупречного парня и думаю: ну как можно сердиться на такого красавца? И опускаю свой боевой топор. А красавец глядит на меня хитрым прищуром из гущи дымящихся руин детской, попирая ногой поверженные игрушки, и в глазах его – ни капли раскаяния. И вот уже бежит красавец дальше – вершить самосуд над уцелевшими кусками квартиры. А я, размякшая, думаю вслед: деточка моя, такой уже где сладкий, и как на меня-то похож!
А потом активирую то, что в цивилизованном мире называется женской логикой: смотрюсь в зеркало и в очередной раз недоумеваю, как мой муж может считать меня привлекательной, даже когда у меня нет настроения, пальмочка на голове и вместо лица – страдальческая жопа.
3 ноября
Утреннее.
– Мам, посмотри в зеркальце: ты красавица или нет?
Ну что ж. Из зеркальца на меня щурится заспанный кусок тела, и я мимоходом изумляюсь, как эти дети всё подсекают. Ну да, легла
