ртом звуки издаю. Я – это версия нашей коллективной души, которая прожила жизнь без целей, желаний, просто прожила и всё тут. Никому не говнил, дорогу не переходил, но и добрых дел не выказывал, понимаешь?
Я еле заметно кивнул, проникаясь состраданием к дедуле.
– А вот эту жалость свою знаешь куда засунь? Туда, куда ты мою водочку хотел засунуть. Это мой выбор… Мой, понял? – дед широко-широко раскрыл глаза схватив меня за шею. – Не надо меня жалеть, я прожил, как хотел, и рад, что в своё время сам себе в этом признался. Я это… – дед защёлкал пальцами – Как его там… Стал дауншифером ещё тогда, когда сгущёнка была не такая приторная, а бабы… А бабы… Не, бабы суки во всё время были, неудачный пример. – заключил дед, выпуская мою шею из рук.
Вдалеке послышался знакомый уху звук «Чух-чух», и мы остановились.
– Ну вот и поезд твой.
– Сумка! – спохватился я.
– Сумка твоя здесь же. – указал дед под ноги. – Наши пожитки всегда с нами, куда бы мы не шли.
«Чух-чух» слышался всё отчётливее. Приближающийся поезд оказался каким-то странным, но больше всего меня удивило другое…
Глава 4
На всякий случай я наслюнявил большой палец и стал усердно протирать глаза. Ну привидится же такое…
– Ай, красота… – с придыханием заявил дед.
Я же всё ковырялся пальцем, пытаясь сбросить невидимую соринку, налипшую на сетчатку. И этот глюк, который… Я осторожно приоткрыл глаза. Да… Да, мне не привиделось, уму непостижимо!
Дедуля аж шапку снял и к груди приложил.
Сам поезд удивлял меньше, чем верхняя его часть, так сказать. Как бы это описать… Я почесал отросшим ногтем висок.
Сам поезд подталкивала гигантская, размером с вагон, рука.
Причём всю руку не было видно, только кисть, а за кистью туман. Беспросветный и тягучий, как серое желе. Никакой линии электропроводов, только тонкие пальцы, плотно обхватившие вагон.
Я мельком взглянул на старика.
– А ты думал, что зря в детстве в железную дорогу играл? – выпятив грудь вперёд, спросил дед.
Я лишь протяжно издал звук «Э-э-э…»
Замедлив ход, поезд, состоявший из одного вагона, остановился ровно там, где мы стояли.
Вблизи поезд чем-то напоминал посеребрённую пулю. Каждая его деталь казалась идеально ровной и отдавала блеском. Лишь маленькие матовые окошки выдавали в нём средство передвижения.
«Пф-ф-ф…» – столб пара вырвался наружу, и блестящая дверь эффектно подалась вперёд, а затем съехала вбок.
Что было внутри, понять было сложно, так как само отверстие было запечатано плёнкой.
– Ну, бывай. – положив ладонь на моё плечо, сказал дедуля. – Не поминай лихом. – добавил он и, передав в мои руки сумку, побрёл, опустив голову, в сторону своего прибежища.
Я, не решаясь зайти внутрь, провожал взглядом этого поседевшего неряху. Затем, сделав шаг в сторону двери,
