Советского Союза в нашей с ним беседе удивлялся:
– Для меня Женя всегда был загадкой! Откуда у человека столько мужества, столько энергии, такая преданность делу!.. За один только музей «А музы не молчали…» Линду надо ставить памятник!
Было время, когда уникальная коллекция находилась на грани гибели. У школы, по инициативе Линда носящей имя Дмитрия Шостаковича, можно было снимать кино о блокаде. То одна, то другая городская власть обещала Евгению Алексеевичу особняки и астрономические суммы. Но особняки оказывались в руках нуворишей, а от обещанных денег до музея доходили сущие копейки. Линд добился-таки строительства школьного комплекса, где под музей отводилось отдельное, монументальное, четырехэтажное здание, однако открывали экспозицию уже без него. Евгения Линда не стало 18 декабря 2005 года…
Музей – официально он называется: народный музей культуры и искусства блокадного Ленинграда «А музы не молчали…» – в надежных руках. Им долгие годы руководит Ольга Герасимовна Прутт.
Не знаю, надо ли ставить памятник Евгению Линду, но не сомневаюсь книги о нем писать надо. И, по крайней мере, одна должна выйти из-под моего пера. Пока же ограничусь кратеньким изложением его непростой судьбы…
Евгений Алексеевич, конечно, был потрясающий рассказчик. Виктор Семенович Богданов говорил мне: устные рассказы Линда нужно записывать на видео – не хуже, чем у Андроникова будет! Не на видео, на диктофон многократно записывал я его, и, готовя материалы к печати, очень скоро понял: Линд не Андроников. Ираклий Луарсабович рассказывал – как с листа читал. Нить повествования Линда, часто на время ускользающая от самого рассказчика, в удивительных узелках, каждый из которых почти что законченная историческая миниатюра, достоверная и – невероятная, но это, скорее, спешная черновая «запись» возможных шедевров.
Рассказывал Линд всегда эмоционально, скороговоркой, сбивчиво, недоговаривая, перескакивая с одного на другое, в монологах его была масса неточностей, ошибок. Какие-то он исправлял при вычитке текста, а какие-то… так и останутся на нашей с ним совести. В редких случаях Линд говорил не по памяти, обкладывался исписанными листами, цитировал кого-то или что-то дословно. Я спрашивал: откуда это? Линд называл монографии, сборники, журналы, газеты. Он знал, что готовя текст с «его слов, записанный верно», то есть на диктофон, я, если мне что-то непонятно или потребуется уточнить, побегу в Публичную библиотеку им. М.Е. Салтыкова-Щедрина (С 1992 года – Российская национальная библиотека. ВЖ.). Бежал и заказывал необходимую мне литературу. Времена-то были «доинтернетные». В большинстве своем, информация подтверждалась. В каких-то случаях обнаруживались неточности, аберрация, путаница. Случалось, что не удавалось найти первоисточник. На какие-то публикации я натыкался случайно.
Для Евгения Линда, как и для меня, было важно быть точным по сути. (Формулировка одного из его друзей – актера Игоря Ефимова.)
Евгений
