выходящими на широкую долину. Несколько столиков под большим дубом, на них перевернутые стулья. Полустертые, выписанные краской буквы на фасаде гласят: «У Жермены».
Я просовываю голову за бахрому дверной занавески. В доме темно, но пахнет свежестью.
– Есть кто?
Никакого ответа. Нана уже уселась на террасе и разглядывает грифельную доску с меню, на которой накарябано: «Меня нет».
Неплохое начало. На другой стороне доски меню из четырех строк:
АЧОА
ГАМБУРГЕР
УЛИТКИ
БАСКСКИЙ ПИРОГ
Но вот к нам приближается длинная худющая фигура. Просто жердь, которая едва видна из-за ящика с овощами; вот она подпрыгивает, роняя на землю несколько помидоров, и врезается в стол, после чего неловко извиняется. Созданию лет двадцать пять, не больше. Рыжая шевелюра, спадающая на глаза, розовые щеки; парень тяжело пыхтит от натуги. Возникает желание усадить его на стул и велеть как следует отдышаться.
– Добрый день, – выдавливает наш пугливый незнакомец.
– Здравствуйте, – отвечаю я.
Какое-то мгновение он разглядывает меня, наклонив голову и приподняв бровь. Его взгляд останавливается на моей забинтованной руке. Он пытается вспомнить, где мог меня видеть.
– Можно пообедать?
Мой вопрос застает его врасплох.
– Конечно… – заикается он, – что вы желаете?
У него сильный акцент, и я с трудом его понимаю. Тут раздавшийся из дома низкий голос снова заставляет его подпрыгнуть:
– Базилио! Это ты?
Рыжеволосый на миг замирает – и сломя голову бежит в дом.
– Какого черта! – ворчит голос. – Кого еще принесло? Скажи им, что мы не обслуживаем!
Тяжелые шаги на лестнице, приглушенная перебранка, и огромная пятерня раздвигает занавеску от мух, едва не сорвав ее.
– Какая еще знаменитость? – бурчит он, прикладывая к глазам ладонь козырьком, чтобы защититься от летнего солнца. – Пошли они, все эти знаме…
И замолкает на полуслове. Передо мной неотесанный медведь. Большие светлые глаза, лет сорок, коренастый, на щеке отпечаток подушки. Он бросает на нас взгляд, выпрямляется, запустив пальцы в волосы. Все в нем дышит меланхоличным одиночеством. Даже трогательно. Да, на первый взгляд он показался мне трогательным. Но это впечатление длилось недолго.
Он колеблется, потом вздыхает, почесывая бороду, и исчезает внутри, продолжая бурчать себе под нос. Грохот кастрюль. Взрыв ругательств. Вновь появляется Базилио с блокнотом в дрожащей руке.
– Шеф велел сказать, что улиток не осталось…
– И гамбургеров тоже! – раздается рык из дома.
Рыжая Жердь изображает улыбку, пытаясь сохранить любезную мину.
– Пусть
