справиться, – нахмурился Эдвард. – Знал бы, какая будет реакция, заставил бы открыть подарок перед Карлайлом и Эсми. Мне почему-то казалось, что ты рассердишься.
– Ну, конечно, все это слишком, зато полетим вместе!
– Теперь жалею, что сам не купил подарок. Оказывается, здравый смысл у тебя все-таки присутствует.
Я отложила ваучер и, сгорая от любопытства, потянулась за его подарком. Однако распаковать мне его так и не позволили.
Доля секунды – и Каллен протянул подарочный футляр с серебристым диском внутри.
– Что это? – растерянно спросила я.
Эдвард молча забрал диск, вставил в плеер, пылившийся на прикроватной тумбочке, и нажал на воспроизведение.
Полилась музыка.
Я слушала с широко раскрытыми от изумления глазами. Эдвард явно ждал какой-то реакции, но язык не повиновался. Откуда ни возьмись, появились непрошеные слезы, их пришлось вытереть, пока не покатились по щекам.
– Рука болит? – с тревогой спросил Каллен.
– Нет, дело не в этом… Милый, музыка просто чудо, о лучшем подарке и мечтать нельзя. Даже не верится… – Я осеклась, вся обратившись в слух.
Это музыка Эдварда, композиции его собственного сочинения, а первой шла моя колыбельная.
– Ты ведь не позволила бы купить рояль, чтобы я мог играть прямо здесь?
– Конечно, нет!
– Как рука?
– В полном порядке!
На самом деле под повязкой будто пожар полыхал. Лед, мне срочно нужен лед! Ладонь Эдварда тоже подойдет, однако просить нельзя – сразу обо всем догадается.
– Сейчас принесу тайленол.
– Ничего не нужно, – возразила я, но Каллен пересадил меня на кровать и направился к двери.
– Чарли!.. – прошипела я.
Папа не подозревал, что мой бойфренд частенько остается ночевать. Узнай он об этом, у него инфаркт случится. Однако виноватой я себя не чувствовала: ничем предосудительным мы не занимались.
– Он меня не поймает, – пообещал Эдвард, беззвучно исчез за дверью и… вернулся еще раньше, чем она коснулась рамы, держа чистый стакан и упаковку тайленола.
Таблетки я выпила, не сказав ни слова: что толку спорить, если наверняка проиграю? Тем более рука с каждой секундой беспокоила все сильнее.
В комнате до сих пор звучала колыбельная: звуки мягкие, спокойные, умиротворяющие.
– Уже поздно, – заявил Эдвард. Р-раз – он сгреб меня в охапку, два – приподнял одеяло, три – уложил на кровать и заботливо укрыл. Сам лег рядом, но поверх одеяла, чтобы я не замерзла, и обнял.
Положив голову на его плечо, я счастливо улыбнулась:
– Спасибо…
– Не за что!
Мы долго молчали, а колыбельная тем временем кончилась, и зазвучала любимая песня Эсми.
– О чем думаешь? – шепотом спросила я.
– Ну… взвешиваю все «за» и «против», – после секундного колебания ответил он.
По
