красный и пыхтел, а немцы, покрикивая, торопили его. Как только пухлый перевёл пистолет на худощавого мужчину, Олег выдохнул и поблагодарил Бога и всех святых. Худощавый мужчина ненавистно смотрел на своего палача. Слёзы текли по его щекам, а зубы трещали от злобы. Пистолет ушел в сторону и нацелился на жителя Крайнего Севера, который, к слову, принял его равнодушно и даже не нервничал, будто уже смирился со своей судьбой. А худощавый мужчина начал дико смеяться и реветь. Пухлый резко повернулся к автоматчикам, собираясь выстрелить в них, чтобы захватить с собой на тот свет хотя бы еще одного немца. Но послышалась очередь выстрелов, и все стоящие на коленях упали на землю.
– Встать на колени! – с акцентом крикнул немецкий офицер, держащий в руках кожаные перчатки. И все пленники, кроме пухлого мужчины с бакенбардами, встали. – Ускоримся, – громко проговорил немец и, забрав маузер у мёртвого, подошел к азиату и выстрелил ему в лоб. Бедняга упал на спину и больше не двигался. – Теперь вы двое. Сами решите, кто будет жить и служить целям Великой Германии, а кто умрёт, – немец кинул наган с барабаном в трёх шагах от стоящих на коленях. Олег удивлённо посмотрел на свой офицерский револьвер. – Патрон один. Кто первым доберётся до револьвера, у того будет право остаться в живых. Но для этого придётся убить соперника.
Олег не хотел бежать за своим револьвером, хотя видел в этом какой-то знак. Для себя он решил, что, если никто не кинется за оружием, они оба умрут. Пусть так и будет. Но каково было его удивление, когда он увидел встающего худощавого мужчину, который, еще недослушав команду, уже начал своё движение к цели. Олег, обливаясь потом, решил любой ценой остановить этого человека. Он повалил худощавого на землю и начал избивать его, крича:
– Предатель! Умерли бы вместе, как честные воины!
Худощавый с разбитым лицом потянулся к револьверу, но Олег схватил наган первым.
– У меня жена и дети, – прошептал соперник.
– У меня тоже, – прошипел Олег.
– Стреляй, или мы будем стрелять, – крикнул немец. А сидящий на стуле офицер, не дыша, впился глазами в Олега.
И Олег выстрелил. Он видел, как пуля прошла в лоб мужчины и оставила круглый красный след, а затем тонкая струйка крови потекла по лбу к земле.
– Великолепно, – прокричал немецкий офицер с перчатками. А второй, сидящий на стуле, встал и начал быстро хлопать в ладоши, как будто он сидел в Берлинском театре, и только что закончился спектакль.
У Олега затряслись руки, и наган упал на землю. Глаза, наполненные слезами и горечью, уставились на аплодирующего немецкого офицера.
– Убивайте меня! – закричал Олег. – Я готов! Стреляйте!
Но немцы молча ждали команды и не двигались с места. Офицер перестал хлопать. Вытаращив глаза, он облизнул губы и продолжил слушать то, что переводил для него коллега с перчатками. Он, улыбаясь, ответил переводчику и уставился на Олега, как на диковинный экспонат в Кунсткамере. Глаза офицера жадно
