высказать свои чувства самыми возвышенными и благородными словами, но…
– Бросьте, рыцарь, поэт из вас получится еще менее удачливый, чем воин, – охладила его своей убийственной улыбкой графиня. Как умела делать это только она.
– У вас есть основания для подобного утверждения?…
– Еще какие! – беспардонно прервала Диана словесное излияние рыцаря, с ног до головы окатывая его уничтожающим взглядом.
Изношенная одежда, небритое бледное лицо, которое могло принадлежать лишь человеку, давно отсчитавшему как минимум сорок пять далеко не благосклонных к нему календарей; истоптанные запыленные сапоги, измятый, с налетом ржавчины, панцирь… И вообще, если бы не рослая костлявая фигура Лумеля, он выглядел бы совершенно жалким.
– Но я… много воевал, – попытался оправдаться бродячий рыцарь. – Причем происходило все это в далеких краях. А вернувшись во Францию, обнаружил, что мой родовой особняк разрушен во время войны, имение продано, родители умерли.
– Зато теперь у вас есть повод осчастливливать встречных дам этим своим «плачем по несчастной доле», – откровенно «посочувствовала» ему графиня. О, сочувствовать и утешать она умела.
Шевалье де Лумель – как он представился графине, прежде чем разделить с ней трапезу, побледнел и даже инстинктивно потянулся к шпаге. Однако, встретившись с мрачными взглядами двух стоявших за спиной графини азиатов – Кара-Батыра и Кагира, остановился.
– Уж не знаю, были у вас когда-либо в действительности дом и поместье, пусть даже небольшое, – окончательно уничтожала его графиня. Она заметила, как шевалье потянулся к оружию, поняла его состояние и теперь расчетливо добивала своим ядовитым недоверием, пытаясь или окончательно сломить бродячего рыцаря, или же пробудить в нем мужество. Она охотно допускала любой из этих исходов. – Но если вы направляетесь в сторону замка Аржиньи, то можете присоединиться к моему королевскому кортежу.
– Всего лишь состоящему из двоих воинов? – не упустил своего случая де Лумель.
– С этой минуты – из пятерых, включая вас и двух ваших спутников.
Де Лумель путешествовал в небольшой полуразвалившейся карете, очевидно, подобранной где-нибудь на окраине города. Двух своих «воинов», один из которых служил кучером, другой оруженосцем – по твердому убеждению графини, – он нанял в тот же день и на той же свалке. Это были откровенные бродяги, имевшие весьма смутное представление не только о кодексе рыцарской чести, но и об элементарной порядочности, удерживающей христианина от примитивного мелкого воровства.
Карету де Лумеля они оставили в заезжем дворе. Воинов-бродяг графиня кое-как приодела у местного лавочника, и теперь это войско, больше напоминающее жалкие остатки цыганского табора, чем эскорт состоятельной графини, медленно приближалось к замку Аржиньи.
Диана пересела на подведенного ей Кара-Батыром коня и уже с седла осмотрела старинный, расположенный посреди небольшой каменистой
