себя узами брака ни при каких обстоятельствах, – что Королева ревностно относилась к супружескому долгу и не поощряла разводы. С тех пор как она взошла на престол, разводы стали процедурой долгой и баснословно дорогой. Словом, муж должен был сильно насолить жене, чтобы она вознамерилась прибегнуть к этой процедуре.
– Жена повстречала богатого красавчика, – продолжил Валентайн. – Лорда в летах, чья первая жена покончила с собой. Безумие, говорят, страшная вещь. Совет да любовь бывшей миссис Джонс.
Едкий сарказм в его голосе уловил даже я, хотя, признаюсь честно, я плохо разбираюсь в нюансах такого рода мрачного юмора.
Но из Валентайна вышел неплохой учитель.
– Словом, у нас со стариной Джонсом вышла неплохая сделка. Ателье уцелеет, и у него будет постоянный источник дохода в лице наших клиентов.
– Звучит… неплохо, – вынужден был признать я.
– Я уже заказал самые модные журналы.
– Но вряд ли в модных журналах есть траурные наряды? – признаться, о содержимом модных журналов я мог лишь догадываться, но…
Валентайн кивнул:
– Вы правы. Но нам нужен не цвет, а фасоны. Пусть дамы выбирают все самое нарядное. Им же надо покрасоваться перед другими дамами во время утренних визитов? Уверяю вас, даже искренне опечаленная девушка будет рада, если оборки на ее платье будут лежать так же, как у первой модницы двора!
Мне оставалось только поверить компаньону на слово.
Однако уже в день торжественного открытия похоронного бюро «Хэйзел и Смит» (Валентайн настоял, чтобы мое имя стояло первым – видимо, чтобы немного сгладить неловкость от того, что он взял все в свои руки и мне решительно некуда было себя деть) стало ясно, что он сделал ставку на правильную лошадь.
На мой взгляд, специфика нашего дела плохо сочетается с перерезанием красных ленточек и прочих атрибутов привычной мне торжественности, но Валентайн и тут повернул все по-своему.
Лента была черная, а в качестве гостей выступали другие уважаемые гробовщики, явившиеся посмотреть на конкурента, и несколько журналистов лондонской прессы.
Валентайн произнес небольшую речь, суть которой сводилась к тому, что, хоть вечность и остается вечностью, а смерть рано или поздно постучится к каждому в дверь, это не повод переставать жить.
– Даже самый глубокий траур не может увлечь вас в затвор на долгое время: ведь есть нормы общества, семейный долг и множество дел, которые человек обязан совершить, пока тикают часы, отмеряя отведенный Господом срок. И мы выбрали для себя не только роль проводников для усопших на тот свет, но и помощников для тех, кто в растерянности остался в одиночестве в этом бренном мире. Каждый, переступивший этот порог, будет утешен.
– Аминь, – произнес пожилой мистер Уимблоу, старейший гробовщик в Лондоне. – Вот так поколение пришло на смену…
И он утер одинокую слезу, катившуюся по морщинистой щеке.
Торжественная
