"зек"лет тридцати и протянул грязный, облупленный пряник.– На, закуси.
Эту "уловку"я знал в детстком доме, и я жестоко бил тех, кто применял её к скромному мальчикику. Подходил наглый ровесник и предлагал ему пряник, всегда грязный. И едва мальчик отказывался взять "подарок", хам начинал возмущённо говорить:
– Ты почему хамишь? Ты чо меня оскорбил? Давай деньги!
Но едва видел меня, как тотчас начинал нарочито дурашливо, весело кричать мальчику:
– Я разыграл тебя, пошутил, а ты не понял! Наивный!
– Встань перед ним на колени, – приказывал я, а мальчику говорил: – Бей его в морду. Десять раз изо всех сил, чтобы не шутил больше.
Я не ответил "шестёрке", но сильно напряг все мышцы тела.
– Ты чо гордый? Брезгуешь со мной говорить? Ты стукач? Ты слушал наши разговоры. Настучишь охране? – он повернулся лицом к "смотрящему""купе"и радостно сказал: – Я его раскусил. Он признался, что стукач. Да ещё "опущенный".
Все "зеки"словно по команде встали с лавок. "Смотрящий"шагнул ко мне, изображая своим ощером добродушную улыбку.
– А чо ты, пидор, скромничал? Мы тебя уже давно подозревали. Сымай штаны и вставай буквой "Гю". И не тяни время. Хуже будет.
"Шестёрка"стоял спиной ко мне, в метре от меня. И я, сорвав себя с лавки, рубанул ребром ладони в ухо "шестёрки". И тотчас сделав стремительный шаг навстречу "смотрящему", вонзил в него, как пулемётную очередь три удара "фениксами"– в печень, в горло, в солнечное сплетение.
Остальные, трое разом рванулись ко мне.
Безумный гнев, ярость взовали мою душу, и я метнулся вперёд и начал молниеносно ломать им зубы, носы, втыкать пальцы рук в горло, в животы. Я хватал их руки и выворачивал из суставов, ломал пальцы. "Зеки", кто ещё держался на ногах, дико вопя, чтобы привлечь внимание охраны, бросались на стены, на решётку входной двери. А я продолжал их калечить. Наверное, я убил бы их. Но прибежали солдаты и начали ломать прикладами автоматов решётку.
– Перестань! Стреляем!
И когда солдаты ушли, я вежливо сказал хрипящим и скулящим "зекам", которые расползались по углам "купе":
– Всем лечь под лавки. Не вставать без моего разрешения.
Я – детдомовский, поэтому хорошо знал, что обязательно должно было произойти.
Поздно вечером я начал имитировать "крепкий сон"– размеренно и тихо я посапывал. А сам из – под опущенных ресниц следил за "смотрящим". Под утро он медленным жестом руки стянул со своего зада штаны и, лёжна животе, вытащил из заднего прохода "удавку". После этого он тихо щёлкнул пальцами. Вся его "братва"тотчас медленно и осторожно начала выползать из – под лавок.
Я молниеносно сорвал себя с лавки, схватил правую руку "смотрящего"и, вращая, вырвал её из сустава. "Смотрящий"дико завопил, а его "братва"нырнула под лавки и затихла там…
После ужина девушка взяла мою руку и повела меня по огромной квартире. Все двери плавно открывались перед
