клинику я не поеду. Не по-божески это как-то. Дети или посылаются нам, или нет.
– Кто тебе что пошлет в твоем возрасте? Разве что «Скорую»! – начала заводиться Эжени. – Нам нужна помощь медиков.
– Нет, – отрезал генерал, а затем встал и чеканным шагом направился в спальню. – Где моя форма?
– Там, куда ты ее положил, – немедленно огрызнулась Евгения и направилась вслед за ним. – Ты что, хочешь лишить меня счастья материнства?
– Для счастья материнства тебе нужно было искать другого кандидата. – Генерал достал форму из шкафа и уставился на мятую ткань. – Почему она в таком виде?
– А кто должен был ее погладить? – искренне удивилась Эжени.
И в этот момент, с дурацкой мятой формой в руках генерал вдруг отчетливо понял, какую ошибку совершил.
Следующие полчаса прошли в сборах, причитаниях, слезах, криках и угрозах Эжени, и в конце концов, когда генерал уже стоял на пороге с чемоданами в руках, готовый немедленно мчаться ко все еще законной супруге, падать перед ней на колени и целовать ноги, Эжени извлекла последний аргумент – пачку снотворного.
– Если ты сейчас уйдешь из этого дома, я покончу с собой! – гордо заявила она.
– Не покончишь, – сказал генерал, впрочем, не очень уверенно, и Эжени почувствовала слабину.
– Хочешь посмотреть? – Она начала лихорадочно доставать таблетки из блистера и кидать их себе на руку. – Хочешь увидеть, бесчувственная скотина, как я умираю от любви? Как все, чего я хочу, – это простое женское счастье, любимый мужчина и ребенок от него, а ты меня его лишаешь из-за какой-то идиотской формы? Вот, смотри! – она схватила горсть таблеток и закинула себе в рот.
Позабыв о чемоданах, Альберт Ильич поволок дуру в ванную, где вызвал рвоту и почти силой влил в нее два литра воды.
Некоторое время спустя, когда страсти улеглись, а Эжени продолжала жалобно подвывать, что жить без генерала не желает, Альберт Ильич сдался:
– В какую клинику нужно подъехать?
Дмитрий
– Вера, ну ты же не можешь просто так взять и уйти! – Дмитрий отказывался понимать, что происходит.
Точнее он понимал, но отчаянно не хотел это принимать. То, что жена не прониклась любовью с первой минуты к малышке Агате, он понял сразу. Через какое-то время он стал замечать, что младенец Веру раздражает. Она не подходила к девочке, когда та плакала, не стремилась взять ее на руки, покачать, спеть песню, поиграть или погулять с малышкой. Она лишь скривилась, когда Дмитрий предложил им взять месяц отпуска, чтобы полностью посвятить себя девочке и привыкнуть к тому, что их жизнь изменилась.
Вера явно тяготилась. Она скорее шла на поводу у мужа, и в Дмитрии в конце концов проснулся дух противоречия. Вера в своей жизни ни дня не работала. Они поженились десять лет назад, в день, когда ей исполнилось восемнадцать. А познакомились за два недели до этого. Дмитрий
