и никто не воспринимал их тогда как политически серьезное событие). Определяющие факторы следует искать в том, что необычайно выросли ставки и амбиции активных социальных слоев общества, было огромное самомнение и интеллигенции, и духовенства, и низших классов. Всем казалось, что «мы сами с усами».
С моей точки зрения, истинные причины революции с разных сторон описывают, но до конца не ухватывают обе спорящие стороны. Историки-демографисты (С. А. Нефедов) улавливают ключевой фактор социальной динамики, создающий ситуацию Смуты, но впадают в вульгарный схематизм и вынуждены отрицать факты реального роста благосостояния низов общества. Им не приходит в голову, что революции делаются не голодными и забитыми, а довольно-таки сытыми и самоуверенными людьми и группами. Сторонники подхода «издержек модернизации» (Б. Н. Миронов) верно указывают на то, что революционный кризис был болезнью роста, а не упадка или конца развития, однако у них революция оказывается почти что случайностью, результатом «особых обстоятельств» и поэтому они вынуждены преувеличивать фактор войны.
В воздухе империи носился электрический заряд предчувствия переустройства жизни, тоски по такому переустройству. В значительной степени к переустройству жизни стремилась и власть в лице Государя Николая II, к которому я отношусь с большим уважением. Этот Государь, во многом оклеветанный перед потомками и недо оцененный современниками, двигался в правильном направлении, но при этом по темпам явно отставал от задач времени.
Величина задач переустройства русской жизни была огромна. Необходимо было в исторически короткие сроки перераспределить трудовые и социальные ресурсы и потоки, осуществить бурную экспансию, прорывное развитие. Это могла бы быть военная экспансия, тогда для неё нужно было радикально модернизировать армию и промышленность. Это могло бы быть освоение Сибири и Дальнего Востока, то есть преимущественно инфраструктурная модернизация. В любом случае здесь требовался масштаб Ивана Грозного или Петра Великого. Поскольку Романовы и правящие элиты личность такого масштаба предложить не смогли, произошла так называемая «революция», которая такого востребованного лидера стране предложила.
При всем уважении к достижениям Сталина, его прорыв был осуществлен не просто не оптимальным, а предельно радикальным сценарием, вынужденным и извращенным. В результате этого прорывного развития мы надорвались. Но виноват в этом, собственно, не Сталин. Он сумел найти выход из ситуации почти безнадежной. Ведь его программа прорывного развития была реализована с большим историческим запозданием – начав реализацию этой программы на несколько десятилетий раньше, Россия избежала бы Смуты и ее трагических издержек. Сам Сталин в разговоре с Черчиллем в 40-е годы оценивал период коллективизации начала 30-х годов как самый страшный и тяжелый в своей политической судьбе. С внутренней русской точки зрения, этого не должно было быть в нашей истории – такая цена модернизации была чрезмерной. И в то же время зададимся
