кивнула на соседнюю дверь комнаты, где баловались ребятишки.
– Мы ж все родственники. Каждый из шалопаев рожден от Егора. Брата вашего, – акцентировала Дуня. – Неужто бросите на произвол судьбы?
Она громко всхлипнула и закрыла лицо руками.
– Никому не нужны, ни отцу, ни родне. Привезли меня сюда девчонкой зеленой, бросили с хвостом… Да что ж такое делается то, а? – последние слова она выкрикнула с такой болью, что Панкрат обернулся.
Дуни уже не было. Она выбежала на улицу, села на крыльце и начала выдавливать из себя слезу, чтобы казаться жалкой и беспомощной. Панкрат вздохнул, подумал немного и решил:
– Мама, сейчас по соседям пробегусь, попрошу, чтобы коня с телегой дали…
– Не надо, сынок. Я не поеду.
– Поедешь. Не спорь. Вижу… – Панкрат с ужасом огляделся, – бедствуете.
– Ничего. Многие так живут. И не жалуются.
– Мам, как так получилось? Как вы докатились до такой нищеты?
– Бывает, – не стала Глафира говорить правду. – Бог дал, бог взял.
Панкрат погладил маму по морщинистой щеке и поднялся на ноги.
– Надо собираться, – сказал он вслух. – Есть какие-то пожелания? Может, ты хочешь что-то взять с собой? Хотя… что тут брать, один хлам, – покрутил головой мужик.
– У меня только одно желание, – Глафира продолжала улыбаться. Она была счастлива, что наконец услышала голос сына. Почти слепая, ослабленная, но счастливая.
– Какое? – наклонился Панкрат.
– Я хочу увидеть Егора.
– Так, – Панкрат задумался. – А когда ты его в последний раз видела?
– Не помню. Давно. Сынок…
– Да, мама.
– Живите дружно. Если у тебя есть место для брата, приюти его, Христом Богом прошу.
– Мама… – опешил тот.
– Поклянись, что ты поможешь брату и моим внукам. Нельзя всю жизнь жить в раздоре. Это грех, сынок.
– Хм, – Панкрат стоял перед мамой и немного вскипал про себя.
Какого рожна она беспокоится за Егора? Он уехал, бросил жену с выводком, оставил их без хлеба, приперся к Панкрату, напился от души и, видимо, всю жизнь кутил, провел последние годы за бутылкой, не думал о семье и матери, а она его жалеет! В душе всколыхнулась ненависть к собственному брату. Панкрат синел от злости, сжимая челюсти и нервно шевеля усами.
– Мам, я все понимаю, но и ты пойми…
Не успел он договорить, как Глафира зашептала:
– Доживешь до моих годков, многое поймешь. Я ведь тоже раньше не понимала, отца вашего слушала, подчинялась беспрекословно, души в нем не чаяла. Думала, что он во всем прав. А теперь лежу тут и соображаю, как я была не права. Сынок, послушай маму, мудрость приходит не с молоком матери, а с болезнью и старостью. Знаешь, как я боялась не увидеть тебя, не успеть? Егор искал тебя, исколесил всю округу, но возвращался ни с чем.
– Егор, говоришь? – Насупился мужик. – Искал?
