положений, а также и личного участия в проекте создания обобщающего сочинения по русской истории выступил М. В. Ломоносов, поддержанный академиками С. П. Крашенинниковым, Н. И. Поповым, В. К. Тредиаковским, И.-Э. Фишером, Ф.-Г. Штрубе де Пирмонтом и др. (Ломоносов, 1952: 120–121). При этом полемика, по оценке современного историографа, строилась как заведомо предвзятая и направленная прежде всего лично против Г.-Ф. Миллера, чья «позиция была более объективна, и во всяком случае, более научна, чем построения М.В. Ломоносова» (Хлевов, 1997: 8).
Дискуссия заняла 29 заседаний Исторического собрания академии. Ломоносов, объявляя славянами роксолан (сарматов), готов (германцев), пруссов (балтов), легко и логично доказывал на этом основании изначальное «славянство» варягов, а следовательно, и варяжских князей. В дальнейшем «антинорманистские» положения пополнил и откорректировал В. Н. Татищев, дополнивший материалы Г.-З. Байера данными Иоакимовой летописи (возможно, утраченного в дальнейшем источника, основанного на текстах XI в.).
В. Н. Татищев, участник Полтавской баталии Петра со шведами, не признавал летописных варягов скандинавами, при весьма почтительном отношении к труду Г.-З. Байера (Татищев, 1962: 464). Правда, и к славянам он, в отличие от Ломоносова, относить их не стал, но объявил финнами, полагая, что Рюрик с братьями пришли из Финляндии «от королей и князей финляндских» (Там же: 291). На исходе XVIII столетия, однако, основываясь на тех же источниках, получила поддержку не только «финская» (татищевско-болтинская) версия «антинорманизма» (Болтин, 1788: 163), но и построенная на той же Иоакимовой летописи, и при этом вполне «скандинавская», атрибуция варягов в богатом яркими, хотя при этом и фантастичными положениями (вроде основания Москвы Олегом в 880 г.) «Зерцале российских государей» Т. С. Мальгина (1794).
В ходе этих дискуссий, далеких от строгого и объективного исторического исследования, к началу XIX столетия определились научные основания и построенные на качественной «критике источников» положения «классического норманизма» в труде A. Л. Шлёцера «Нестор». Сжато эти положения сводились к формуле: «скандинавы или норманны в пространном смысле основали русскую державу» (Шлёцер, 1809: 325).
По существу, на шлёцеровских выводах, критическом анализе источников и оценке их данных основывался Н. М. Карамзин, который, по современной оценке, «впервые конституировал норманский теоретический тезис в обобщающем курсе русской истории, введя положение о норманстве призванных князей в число аксиом прошлого. Его труд стал связующим звеном между становящимся норманизмом XVIII века и устоявшимся норманизмом XIX столетия» (Хлевов, 1997а: 18).
Именно этот «устоявшийся норманизм» в середине XIX столетия, после дискуссии Н. И. Костомарова и М. П. Погодина в «Пассаже» Санкт-Петербурга 19 марта 1860 г. (Клейн, 1999: 91–101), стал «видовой» особенностью «петербургской научной школы». Во второй половине XIX столетия «антинорманизм» в тех или иных разновидностях развивают по преимуществу московские ученые: Ф. Л. Морошкин, М. Т. Каченовский, Н. А. Полевой, Д. И. Иловайский.
