href="#n50" type="note">[50].
Кажется очевидным, что профессиональные интересы принуждали к образованию сильнее, нежели придворная мода. Для дворянства в целом после военно-окружной реформы царя Федора требования регулярной службы серьезно возросли, но не они, надо признать, определяли уровень грамотности сословия служилых по отечеству.
Все государственное делопроизводство, включая военную документацию в центре и на местах, в том числе в полках, базировалось на нескольких тысячах профессиональных чиновников, дьяков и подьячих, получавших помимо общего образования еще и специальное (благодаря чему можно с первого взгляда отличить документацию Поместного приказа от Посольского и т. п.)[51]. К ним надо немалую прибавить прослойку площадных подьячих и стряпчих, служивших для связи частных лиц с машиной казенного дело- и судопроизводства.
Получалось, что для дворянской конной части регулярной армии и даже для исключительно дворянского офицерского состава полков и рот само умение читать и писать не было зело нужнопотребным. Тем не менее введение обязательной службы, обыкновенно ошибочно приписываемое Петру I, было серьезным фактором роста грамотности[52] в связи с другой важнейшей профессией дворянина: поместно-вотчинным управлением, которое все чаще приходилось осуществлять на расстоянии, в письменной форме. В XVII в. ученым давно известны были крупные дворянские архивы Б.И. Морозова, А.И. Безобразова и др.[53], из коих явствовало, что хороший хозяин лично и детально следил за поместно-вотчинной документацией. Ныне, благодаря изысканиям выдающегося археографа Б.Н. Морозова, мы располагаем сведениями о более чем трехстах дворянских архивах «бунташного века», отразивших хозяйственную деятельность и культурные интересы всех (а не только высших) слоев служилых по отечеству[54]. И исторические материалы, тесно связанные с обоснованием дворянского родового права, занимают в этих архивах весьма видное место[55].
Общий интерес русских людей к истории в период преобразований, когда представители всех слоев общества, включая приказных служащих и даже крестьян[56], искали в историческом опыте ответа на вопрос о путях дальнейшего развития страны, резко усиливался у дворянства профессиональным интересом. Ведь для служилого по отечеству сохранение памяти об этом самом «отечестве», месте своего рода в истории было составляющей процесса добывания средств к существованию, особенно важной в момент консолидации класса служилых феодалов, отбрасывавшего от себя промежуточные и деклассированные слои.
Летописи и вообще «старинные книги» с историческими известиями, так или иначе отражавшими службу дворянских родов, еще в XVI в. признавались достоверными свидетельствами – наравне с царскими грамотами и разрядными книгами – не только широкими кругами дворянства, но и судьями в местнических спорах (которые были
См., напр.: Профессиональное обучение при московских приказах // Очерки истории школы … С. 103 и сл.
Разумеется, профессиональные высшие офицеры – вроде генералов Г.И. Косагова, А.А. Шепелева, М.О. Кравкова – потому и выслуживались из низших дворянских чинов, что отлично разбирались в фортификации, артиллерии, картографии, могли на равных сотрудничать с иноземными инженер-полковниками и, собственно говоря, по мере профессионального роста заменяли собой наемных «начальных людей» (которых к концу реформы Федора Алексеевича осталось в армии менее 15 %).
Также оставивших архивы. См., напр.:
