теперь соратники.
Глава 19
Три тела: Эйнштейн, монумент трисоляриса и великий разрыв
Когда Ван в пятый раз вошел в мир «Трех тел», как обычно, был рассвет, но картина изменилась до неузнаваемости.
Великая пирамида, стоявшая здесь первые четыре раза, была разрушена во время сизигии трех солнц. На ее месте возвышалось теперь современное высотное здание, чей темно-серый силуэт был хорошо знаком Вану, – штаб-квартира Организации Объединенных Наций.
В отдалении виднелось множество других высоких построек – по-видимому, дегидратории. Поверхности их были зеркально гладкими. В утреннем свете они представлялись вырастающими из-под земли гигантскими друзами кристаллов.
Ван услышал звуки скрипки. Моцарт. Игру нельзя было назвать искусной, но она обладала неким шармом, словно музыкант говорил: «Я играю для себя». Скрипач, бездомный старый бродяга, сидел на ступенях штаб-квартиры ООН. Ветер играл его пышной серебристой шевелюрой. У ног бродяги стоял потертый цилиндр с несколькими мелкими монетками на донышке.
И тут Ван заметил светило. Но оно поднималось не с той стороны, где была заря, и небо вокруг него оставалось совершенно темным.
Солнце было очень большим – половина взошедшего диска занимала треть горизонта. Сердце Вана забилось быстрее: такое огромное солнце означало очередную грандиозную катастрофу. Однако, повернувшись, он увидел, что старик продолжает играть как ни в чем не бывало. Его серебристые волосы сияли на солнце, словно охваченные пламенем.
Солнце тоже было серебристым, как волосы старого скрипача, и изливало на землю бледный свет, но совсем никакого тепла. Ван присмотрелся к нему – солнце к этому времени полностью поднялось над горизонтом. Поверхность гигантского серебряного диска местами напоминала древесную кору. Это были горные хребты.
Ван понял, что диск не светится сам по себе, а лишь отражает лучи настоящего солнца, пока еще скрытого за горизонтом по другую сторону небосвода. Серебристое светило оказалось не солнцем, а огромной луной. Луна всходила быстро – ее движение можно было уловить невооруженным глазом. По пути она превратилась из полной в полумесяц, затем в тонкий серпик. В холодном утреннем воздухе звучало пение скрипки. Величественная картина мироздания была словно музыка, ставшая материальной. Ван был очарован.
Гигантский серп погрузился в зарю и засиял еще сильнее. Когда из-за горизонта стали видны только два сверкающих кончика, Ван представил себе, что это концы рогов титанического быка, несущегося навстречу солнцу.
– Достопочтенный Коперник, присядьте, пусть ваши усталые ноги отдохнут, – проговорил старик, когда луна зашла. – Вы насладитесь Моцартом, а у меня тогда наберется денежек на обед.
– Если я не ошибаюсь…
Ван всматривался в лицо собеседника, покрытое морщинами – длинными и плавными, будто они тоже стремились к некой гармонии.
– Не
