её коленями выглядывал, с патлами на лице. Разом приложили пальцы к губам, – показывали Плохишу, молчи мол. Пришлось сесть за станок. Стасу показал кулак.
Первыми в мастерскую вошли Ленка и Глашка-головастая, за ними Изабелла. За руку она втащила за собой Даму. Шли к стеллажу все тихо, на цыпочках. Учительница в кафедре не слышала, наверное, в телевизоре ведущая программы рассказывала под джазовые опусы, и вообще внутри огромной «дубовой тумбы» – как в танке. А не видела потому, наверное, что сразу отключила в мониторе «окно» с видом на помещение мастерской, иначе не выглядывала бы раз от разу. Кстати, отец рассказывал, кафедра та не обычная «профессорская» что в аудиториях вузов, а настоящая трибуна для докладчиков на собраниях, ораторов по случаю торжеств. Завезли те трибуны на остров когда-то впрок – для новоземельных клубов. Хранили в спортзале отрадновского «Полярника», а когда клубы позакрывали, трибуны отдали, как и клубы, на баланс поселковым сельпо. Мэр Отрадного господин Вандевельде нашёл тем трибунам применение: роздал по школам на замену столам учительским. Учителя, те, по давнему уже обычаю – для них табу – за свои столы в классах не садились. Не рисковали, кнопок-невидимок в седушке стула опасаясь. «Танками» же просто осчастливлены были. Прятались. Примечательны трибуны ещё и тем, что имели входную дверцу с системой идентификации личности: отпереть и войти мог не всякий; забраться верхом – тоже, препятствовало силовое поле. Спросил отца, к чему такая защита. Объяснил: желающих выступить с трибуны было столько, что перед каждым собранием – в клубах – проводилась кампания по избранию оратора, на личность которого и оформлялся допуск. Сейчас учителя в трибуне – в «танке» – хранили классные журналы, методички, оставляли на проверку компьютеру контрольные, в персональных отсеках под кафедральной полкой с графином воды и стаканом держали личные вещи. Маргарита Астафьевна, например, оставляла вязание, в «танке» другого класса её ожидало другое. Ну и, разумеется, смотрели, как и она, телепередачи. Футбол в обязательном порядке, потому как учителя в поселковых школах в основном мужчины – бывшие строители, потерявшие работу в кризис. Тумба высокая, если не сказать высоченная, войти в неё – подняться по приступкам метрового подиума прежде надо. И внутри имеются приступки лесенкой, по которым, чтобы изложить тему урока – стоя за полкой с графином и стаканом перед балюстрадой точёных из морёного дуба колонок – учителю взойти требовалось, ещё на метра полтора. Ну, а не слушали ученики урок, а то и обстрелять «жмутками» из трубочек норовили, забирал с полки графин со стаканом, сбегал вниз по лесенке, садился в кресло, включал силовое поле, врубал мегафон и продолжал излагать урок. Вот такие у нас в школах Отрадного, Мирного и Быково были учительские кафедры.
Конезубая, подслеповатая, ещё и глуховатая, злорадно подумал я о зоологичке выглянувшей из «танка», и принялся вяло хлопать входившим в мастерскую. И прекратил «овацию» с предчувствием неладного: девчонки не повернули
